мы в моём грустном детстве однажды крупно подрались. Теперь этот Лёха сел в тюрьму за то, что стучал прохожим по башке, сшибая с них хорошие шапки. А брат его старшой скорефанился с другим Лёхой – моим, Чубаровым (он же Клюв, он же Дохлый).
Короче, приходят эти новые дружбаны ко мне домой новогоднею ночью и говорят нечто отнюдь не оригинальное:
– Здравствуй, Дима, Новый Год!
Примерно так они сказали. Я тоже их мельком поздравил и снова вернулся к партийной истории.
Но ребята дежурными фразами ограничиваться не собирались. А сделали мне приглашение.
– У нас, – говорят. – Есть пузырь.
– Пошли, – говорят. – Попляшем на городскую ёлку. У нас и музыка есть.
Потехин-старший-брат гордо продемонстрировал портативный кассетный магнитофон отечественного производства.
– Ребята! – отвечаю. – Я уже отметил. И потом, у меня же история партии!
– Плюнь! – говорит старший Потехин. – Мы её тоже в нашем ПТУ сдавали. По дороге расскажем всё тебе.
– И вообще, Димыч, у нас же пузырь! – аргументировано агитирует Лёшка. – Ты что, хочешь, чтоб мы его вдвоём уничтожали? Не увиливай. Не нарушай традицию.
Я не стал расспрашивать, в чём эта самая традиция – не в плясках же троих молодых мужиков под ёлкой? Весёлые ребята сами мне объяснили, что скучать не придётся – под ёлкой этой полно всяких баб.
Находилась эта городская ёлка на той стороне великой русской реки Волги. Автобусы с троллейбусами в новогоднюю ночь не ходили. Равно как и такси. Все водители сидели дома и мирно пили, тупо глядя в телевизор на Лещенку с Кобзоном.
– А Волга уже застыла? – почему-то спросил я.
– Застыла! Метра на полтора промёрзла! – уверенно заявил Дохлый Клюв.
Это был серьёзный аргумент.
И мы пошли пешком через Волгу по этому толстому льду.
Праздник под городской ёлкой был довольно убогий. Вокруг скучало десятка полтора человек разного возраста и пола, то и дело поглядывая на высокую ёлку. Ёлка сияла, огоньки по гирляндам туда-сюда бегали, но музыки почему-то не было. Пока не пришли мы с портативным кассетным магнитофоном. Потехин-старший-брат включил его на полную мощность, и вокруг нас тут же образовался тесный круг почитателей.
Типа, все ждали веселья, и вот оно – пришло.
Особенно веселилась одна подвыпившая молодая бабёнка. Она толкалась, прыгала и то и дело спрашивала, почему я такой грустный.
Я растерянно пожимал плечами.
Мы поплясали песни три под Розенбаума, и веселье стало как-то иссякать. Девица всё прыгала, только теперь спрашивала не только у меня, а и у Дохлого с Потехиным-старшим-братом, почему мы все такие грустные, а ещё с магнитофоном.
Судя по всему, дружбанов моих девушка тоже-таки достала, потому что Потехин выключил магнитофон, отвёл нас с Лёшкой в сторонку и заговорщицки
