началось вот то горькое или досадное… Разговоры о загсе прекратились. Спустя несколько дней после знакомства с его мамой Люся сказала серьезно:
– Давай отложим сие формальное дело. По-моему, мы оба к семейной жизни не готовы. К тому же тебе опять надо учиться.
Как раз в это время Виталия, только что окончившего институт, по решению райкома партии мобилизовали в НКВД, и он стал ежедневно уезжать за город, где была спецшкола для таких же, как он, свежеиспеченных чекистов.
Отношения с Люсей оставались прежние, но и с той же трещиной досады.
Когда Виталий узнал о своем назначении в тот далекий городок, подумал: «Ну вот, все теперь и решится, мы должны уехать туда вместе».
Примчался к Люсе. Она выслушала его так спокойно, будто он говорил о поездке на выходной день за город. Он даже обиделся. А Люся, немного помолчав, сказала, и тоже очень спокойно:
– Знаешь что?! Сама судьба назначает нам главный экзамен. Поезжай. Я останусь в Москве. Мы оба сможем узнать, действительно ли мы не можем жить друг без друга. Правда, интересно это выяснить?
С тем он тогда и уехал.
Самарин прохаживался возле станции метро «Кировская». Люся жила поблизости, на улице Мархлевского. Как они сейчас встретятся? О чем будут говорить? Может, решат пойти в загс? И вдруг подумал, что идти в загс теперь просто нелепо – в понедельник он должен явиться по месту службы, и, что с ним будет во вторник, куда его кинет судьба, даже представить себе невозможно. И все-таки самое главное сейчас для него – война…
И тут он увидел, услышал военную Москву. На цоколе дома – белая стрела и надпись: «Бомбоубежище». Динамик на том же угловом доме разбрасывал четкие, тугие слова:
– «От Советского информбюро… Наши войска продолжали…»
– Виталий, здравствуй, – услышал он за спиной и обернулся.
Сначала он увидел только ее глаза – голубые, настежь распахнутые, радостные, безумно близкие, – потом он увидел ее такое знакомое платье – синее, в полоску, с глухим воротничком. Мгновенная встреча одних глаз – и они обнялись, слились губами. Затянулся этот их поцелуй на улице, но никто не обращал на них внимания – улице было не до них, да и привыкла улица, что сейчас все прощаются…
Люся отстранилась от него и рассмеялась:
– По-ошли ко мне, я приготовлю ми-ировую яичницу. – Она взяла его под руку, и они пошли. – Я даже водки купила.
Он шел молча, отдаленно слыша Люсин голос и гулко – удары крови в висках.
Сели за стол. Люся суетилась и говорила, говорила, говорила… Вот, оказывается, у брата нет рюмок: «Он со своими соколами пил из стаканов», «Сегодня я с великим трудом откупорила первую в своей жизни бутылку водки, дай бог, и последнюю», «А на работе у меня такой гвалт и шум, что к концу дня голова распухает!»…
И вдруг сказала:
– Я почему-то решила, что ты погиб. Поглядела на карте, где твой город, потом услышала про него в сводке и решила…
– Могло случиться, – сказал он, удивившись про себя, что там он всерьез не думал, что может погибнуть,
