кончится война?
– Не-ет. Главный вопрос – об адресах. Такое впечатление, что все ищут всех, – серьезно ответила Люся. – У нас две девчонки добровольно ушли на фронт. Одну взяли в медсанбат, другую направили в какую-то секретную школу. Я им завидую, но сама идти не хочу… не могу… характера не хватает.
– А мне казалось, у тебя характера, дай бог каждому.
– Ошибся, Вита… Ты о том?
– Да, о том.
– Но разве теперь не видишь, как я права?! Как бы сейчас все было тяжелее и для нас с тобой… и для твоей мамы.
– Не знаю… не знаю… А мама тут при чем? – Он не подумал, что, спрашивая так, он как бы соглашается с тем, что для них с Люсей это действительно было бы тяжело.
Люся не ответила, только посмотрела на него внимательно. И заговорила о другом:
– Ока-азалось, я страшная трусиха. Как тревога – в убежище первая бегу, честное слово, даже смешно. Тут недалеко от нас бомба упала. Все ходили потом смотреть, а я не пошла – стра-а-шно.
– А с учебой как?
– Ну, сейчас, смешно сказать, летние ка-а-никулы. А что будет осенью – кто знает.
В стоявшем на комоде репродукторе приглушенно звучал женский голос. Они его все время слышали, но разобрать, что говорила женщина, не старались.
– Никогда не любила радио, а теперь полностью не выключаю, – сказала Люся. – Эта штука стала больше нужна, чем свет и вода.
– Чтобы не прозевать тревогу? – усмехнулся Виталий.
Люся опять не ответила и снова внимательно на него посмотрела.
– А где брат?
– На юге где-то воюет, прислал два треугольничка: жив, здоров, бьем врага, береги себя.
Яичница стояла нетронутой, рюмки – пустые.
И вдруг Люся резко встала, прошла к окну, с треском опустила светомаскировочную занавеску из черной бумаги. Комната погрузилась в сумрак.
– Иди ко мне, Вита… иди ко мне, – услышал он ее жалобный голос.
Виталий оглянулся и увидел, что она, стоя у кровати, сбрасывает с себя одежду. Минуту назад он подумал, что этого не произойдет, а сейчас кровь хлынула ему в голову, и все на свете перестало для него существовать…
Они очнулись от громкого стука в дверь. Кто-то кричал:
– Люся, тревога! Тревога!
– Слышу, слышу! – отозвалась она из постели.
– Побежишь? – спросил Виталий.
– Нет.
Свет в щели светомаскировки совсем померк, Виталий понял, что уже вечер и что ему надо уходить, но сказать об этом он не мог.
Они лежали молча. Вдруг Люся вытащила руку из-под его головы и сказала:
– Если тебе завтра на службу, да еще неизвестно, на какую и что с тобой будет, тебе следует идти домой. Я очень хочу, чтобы ты остался у меня, но тогда я не смогу смотреть в глаза твоей маме. Иди, Вита, и не думай, я не обижусь, честное слово. Я ведь все понимаю, только, как собака, не всегда умею сказать.
Они сговорились, что завтра он со службы позвонит ей в справочное бюро.
И
