style="font-size:15px;"> Если адекватно понятые интересы и ценности России «по гамбургскому счету» совпадают, то в этом – объективная предпосылка не ситуационнного, а стратегического партнерства. Х. Тиммерманн пишет о стабильно всесторонней заинтересованности ЕС в России. «В этом она разительно отличается от избирательного подхода США, являющегося скорее односторонним, в котором упор делается лишь на вооружения и борьбу с терроризмом и который подчинен коньюнктурным соображениям (резкие колебания между предложениями партнерства и его игнорированием)» [Актуальные…, 2003, с. 165]. К. Эньере – министр по европейским делам Франции в правительстве Ж.-П. Раффарена подчеркивает, что, «вне всякого сомнения, связи Европейского Союза с Россией имеют стратегическое значение. Они представляют собой главное направление, позволяющее обеспечить политическую стабильность и экономический подъем нашего континента. Они также являются ключевым элементом архитектуры международных отношений XXI века… Не только структуры нашего сотрудничества, но и само стратегическое партнерство должны проявлять гибкость и постоянно отвечать трем общим критериям: они должны быть сбалансированными, углубленными и глобальными… В связи с углублением сотрудничества между ЕС и Россией возникает вопрос: как сделать так, чтобы эти два игрока, находящиеся в процессе постоянного преобразования, не замыкались на свою внутреннюю динамику?… Как можно выйти на стратегическое партнерство, учитывающее статус глобальных игроков Евросоюза и России?» [Цит. по: НГ, 25.04.2005].
В духе отмеченных К. Эньере критериев такие термины, как «сотрудничество» и даже «партнерство» уже недостаточны, и в этом русле возникает вопрос о целесообразности интеграции России в ЕС. Интеграция – не самоцель, тем более, что в целом элиты Евросоюза и, вероятно, его население не готовы к такой перспективе. Эксперты Еврокомиссии ставят вопрос о том, чего ЕС и Россия вправе ожидать друг от друга. Европа прошла длительный путь от «Духа законов» Ш. Монтескьё до идеологии и практики ЕС, чтобы от абстрактной идеи единства перейти к пониманию таких фундаментальных и взаимосвязанных предпосылок интеграции, как соразмерность масштабов государств и однотипность их ценностно-смыслового ядра, политико-экономических отношений и структур. Вполне резонен вопрос Тиммермана: «Как много России способна вынести определяемая своими институтами Европа?» [Актуальные…, 2003, с. 177]. В таком ракурсе понятно заключение экспертов Евросоюза по России о том, что, с одной стороны, в политическом и концептуальном плане Россия является частью Европы. «С другой стороны, пока не просматривается перспективный план развития целостной Европы» [Цит. по: НГ, 22.09.2001].
Действительно, у России – полный «джентльменский набор» противопоказаний членству в ЕС. 150-миллионное население (его 75 % издавна проживает в европейской части страны), евразийские масштабы жизненного пространства, еще экстенсивный и во многом неопределенный тип хозяйственной и политической трансформации, –
