и одно из них не дошло. Разве это не странно?
– Мы не знаем, отправил ли он оба. Он мог так написать для пущей убедительности. Не забудь, что сто марок были для него большой суммой, а двести – целым состоянием. Я убежден, что он отправил только то письмо, которое ты получил.
– Возможно, – согласился Шель без особого энтузиазма. – Остался еще только один вопрос.
– Именно?
– Побывав у фрау Гекль, я решил остановиться в бывшей комнате Леона. Старуха рассказала, что наутро после его смерти дверь в комнату была приоткрыта. Хотя… там испорчен замок и, чтобы закрыть, нужно крепко нажать, – произнося эти слова, Шель сознавал, насколько шатки и туманны его подозрения. Он пожалел, что вообще заговорил об этом. – Впрочем, все это несущественно, – заключил он. – Бедный Леон! Надеюсь, он находился под наблюдением врача?
– Конечно! Я сам привел к нему лучшего в нашем городе врача и платил за лечение.
– Какой-то доктор Нанке или Минке…
– Доктор Менке. Он не только крупный терапевт, но и специалист-психиатр.
– Фрау Гекль упомянула также… – начал Шель и остановился на полуслове. Что мог Джонсон знать о каком-то старом пьянице? Не имело смысла копаться в этих мелочах. – Значит, дело Леона Траубе следует считать закрытым? – спросил он после минутного молчания.
– Вне всякого сомнения. У нас своих забот предостаточно. Жаль, что мы не поддерживали связи, ты бы избежал разочарования.
– Ничего не поделаешь. – Шель взглянул на залитую солнцем зелень парка. – Хватит о Леоне. Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.
– В таком случае слово предоставляется тебе.
– Знаешь, Пол, подлинная цель моей поездки – собрать материал для очерка о ФРГ.
– Очерка на какую-нибудь конкретную тему?
– Нет. Мне бы просто хотелось к общим сведениям добавить пару зарисовок из повседневной жизни и, быть может, остановиться несколько подробнее на судьбе переселенных лиц…
– Ну, переселенцы – вопрос чуточку щекотливый. В последние годы сюда понаехало много людей, которые благодаря своей национальности рассматриваются как репатрианты. Их соблазнили перспективы больших пенсий, компенсаций и общего процветания. Эти люди – одна из серьезнейших наших проблем.
– В поезде я слышал, что близ Гроссвизена есть лагерь для таких лиц.
– Да, на Веберштрассе. Ты хочешь там побывать?
– Если можно…
– Вход туда свободен. Но у тебя может создаться неправильное представление. Этот лагерь не делает чести нашему городу.
Побеседовав еще немного, они вернулись в центр тем же путем, по которому пришли. Поравнявшись со зданием суда, Джонсон остановился.
– К сожалению, мне нужно вернуться на работу. В тринадцать часов слушается дело, которое я веду, заменяя своего начальника. Жаль, что я не знал о твоем приезде, мне давно уже не приходилось ни с кем беседовать так откровенно.
–
