брильянт? – в горячке зашептал Марк, не сводя глаз с господина политика.
– Чушь! – фыркнул я.
– Думаешь, ненастоящий? – спросил Марк.
– Песня – чушь.
– Ай, какая разница, – махнул он рукой, – Вот Федюня говорит, что теперь можно выращивать алмазы на специальных алмазных фермах. Берут уголь, поливают его химией и ждут, когда…
Мне надоело слушать марусину околесицу и я пробурил блестящую толпу.
– В клеточках – крестики,
В клеточках – нолики,
Мальчики-девочкам,
Как анаболики…, – завывала Зинаида, раскачиваясь на прямых ногах.
– Как алкоголики, – ернически подвыл я и задохнулся.
От второго удара по спине я уподобился рыбе, хватающей воздух на пляжном бережку. Перед носом возникла красная морда. Господи! Еще Санина здесь не хватало.
По случаю праздника сосед принарядился: генеральский костюмчик, волосики приглажены, в глазах боевой задор. Видимо, Зинка решила подстраховаться. Влюбленный мужчина не позволит закидать гнилыми помидорами даму своего сердца.
– Как поет, а?! – заорал мне в ухо Санин, – Слышь?! Как поет? А?! Какая женщина!
– Ты хоть знаешь, что у нее в паспорте написано? – спросил я, едва увернувшись от очередного дружеского удара по позвоночнику.
Если он и дальше будет так выражать свой восторг, то после концерта я поеду не домой, а к Склифосовскому.
– Какая мне разница, замужем она или холостая! – Санин посмотрел на меня так, словно я предложил ему предать родину, и отвернулся к сцене.
– …Как анаболики…, – в десятый раз повторив заключительную фразу, перламутровая Зинаида победительно улыбнулась публике.
– Браво! – исступленно забил в ладоши Санин, – Браво!
– Ее Сашей на самом деле зовут, – сказал я в зеленую спину.
– Какая женщина! – кипел восторгом Санин.
– Она – мужчина.
– Какая женщина! – повторил Санин и шмыгнул носом.
Отчего-то я был уверен, что сейчас по его щеке ползет слеза. Большая, как жемчужина.
Великая сила искусства. Черт его подери.
Чукоккала-гекаккала
Тяга к знаниям – самый невыносимый изъян в характере Марка. С той поры, как он решил заняться самообразованием, к нам в дом табунами повалили знатоки трансценденции Канта, читатели Вольтера в оригинале и пожиратели кактусов по заветам Кастанеды. Они сидят в нашей гостиной, пьют наш чай и нашу водку, заплевывают окурками нашу квартиру и презирают нас за доброту.
– У Мураками этот синдром прекрасно выписан. Ты не читал Мураками? – вытаращился на меня очередной умник по имени Феликс.
Лицо его свернулось в гримасу, будто я таракан и шевелю усиками.
– Еще один такой визит и тебя застрелю, – сказал я Марку, закрыв дверь за Феликсом, – Почему
