был убран вовремя, хата побелена, а еще чтобы забор не был высоким.
– О! Гляди, какой у Ивана забор вырос! Не иначе как наворовал чего-то! – говорили соседи, если забор был выше пояса.
И забор делали низким, плетенным из ивовых прутьев и, как гордыми стражниками, обсаживали цветущими высокими мальвами, чтобы и людям приятно было посмотреть, и самим было не стыдно за свое хозяйство. С соседями старались жить дружно, ведь вся жизнь проходила рядом: в одном селе – как в одной семье. Чистота и порядок были везде. В этих традициях воспитывали и Николая. Выросший среди добрых и честных людей, среди природы, рядом с рекой, лесом, земляничными полянами, несмотря на голодное босоногое детство, он был щедрым, трудолюбивым, отзывчивым.
– Николай, – позвала Люба мужа, – поиграй с Милой, мне нужно покормить Иванку.
Николай взял дочку на руки, подбросил в голубое небо, и детский смех рассыпался звонкими колокольчиками. Посадил Милу на одно колено (вторая нога в колене почти не разгибалась) и стал ее качать.
Мила очень любила эту качель, схватившись крепко за ногу, она не переставала требовать:
– Выше, папа! Еще выше!
И Николай продолжал раскачивать свою рабочую ногу. «Я, как Буратино, с деревянной ногой, – часто думал он, – ни встать, ни разогнуться!»
Николай со всей силы подбросил ногой Милу, схватив хохочущую дочку на лету, усадил на колени. Они стали смотреть, как Иванка, цепко схватившись одной маленькой ручкой за мамин халат, рассматривая на нем огромные белые лилии, второй ладошкой похлопывала по груди, как по своей собственности, потягивала молоко, с уверенностью демонстрируя, что этот пункт питания никуда от нее не денется. Люба с упоением смотрела на малышку, испытывая блаженство от ее кормления.
– Можно войти? – раздался возле калитки знакомый голос.
Время сильно состарило этого человека. Из когда-то мускулистого, красивого и уверенного в себе мужчины он превратился в осунувшегося, уставшего старика. Отец! Николай резко поставил Милу на землю, от неожиданности девочка попятилась к матери. Пристально всматривался в лицо пришедшего, и на мгновение к горлу подкатило щемящее чувство жалости к этому совсем не чужому человеку. До боли хотелось обнять и крепко прижать его к себе. И он сделал шаг навстречу.
– Здравствуй, сынок! Мы так давно не виделись. – Слезы выступили на старческих глазах. – Как ты живешь? Позволишь поговорить с тобой? Позволь с твоей женой познакомиться и внучек обнять! – Седая голова бессильно затряслась, плечи опустились еще ниже.
Весь мир словно замер. И вот неожиданная и такая знакомая вспышка ярости, а дальше… Все как на войне! Взрыв! Только вместо снаряда – гнев, и все тело, как от ударной волны, затрясло от копившейся годами злости!
– Уходи! – схватившись за голову, прокричал Николай. – Зачем ты здесь?! Никогда не смей приходить сюда! Слышишь?! – Собственный голос казался ему чужим. В голове с резкой
