друга. Крохотные садики за витыми чугунными решётками, опрятные старушки в полукруглых, задрапированных кружевными гардинами окнах, бронзовые фонари у дверей – всё миниатюрное, самобытное и уютное, и почти не меняется на протяжении столетий. Даже в людный день на улицах как-то по-культурному тихо – так, как бывает в музее или в театре. Надо всем царит собор. Массивный, мрачноватый, из тёмно-красного камня, он возносит свой тонкий шпиль над островом. С колокольни льётся благовест: где-то за ширью Тайна, за пеленой облаков должно восходить позднее зимнее солнце.
Юноша с зачехлённой гитарой за спиной медленно шёл узкой улицей, выгнувшейся, будто потягивающаяся кошка. Древняя брусчатка раздалась на крутом подъёме, но держалась крепко, обещая прослужить ещё как минимум тысячу лет. Лёг туман. В его мягких волнах где-то дальше и выше реяла громада собора. С мокрых карнизов и чугунных завитушек оград тяжело падали крупные капли.
Юноша миновал подъём и свернул в крохотный проулок, через два дома заканчивающийся тупиком. В тупике, прижавшийся к стене древнего монастыря, ютился маленький одноэтажный дом с мансардой, перед домом – крохотный садик. Юноша отворил мокрую калитку и прошёл по нетронутому осевшему снегу. Старинным медным молоточком ударил в дверь и стал ждать. Вскоре дверь отворилась. На пороге показался пожилой человек в свитере, простеньком сером костюме и мягкой фетровой шляпе, из-под которой выбивались седые волосы. Шляпа явно знавала лучшие времена.
– Здравствуй, Раэлин. Я не ждал тебя сегодня.
– Здравствуйте, мистер Остин. Я.. – Паренёк замялся. – Проходил мимо и решил зайти.
То, что сморозил чушь, юноша понял, едва произнёс фразу: он при всём желании не смог бы придумать, куда нужно было бы направляться, чтобы очутиться на острове святого Сэйраса и проходить мимо дома репетитора. В собор разве только…
– Правда? – Мистер Остин улыбнулся, и его лучистые серые глаза засмеялись, как часто бывало. – Ну, заходи, не стоять же на ветру.
Гостиная, которая была одновременно музыкальной студией, кабинетом и столовой, занимала большую часть дома, и её окно – широкое, светлое – выходило в садик, отделяющий дом от улицы. На подоконнике благоухали цветущие в небольших кашпо розы. Дом репетитора был прост, проста была его обстановка, но именно здесь Раэлин чувствовал себя лучше, чем где бы то ни было. «Видать, не от хорошей жизни занимается частными уроками, – говаривала мать Раэлина. – В его возрасте музыканты высокого класса имеют каждый по вилле в Южном пределе». Как-то раз Раэлин, устроившийся на подработку и подкопивший личных денег, предложил мистеру Остину удвоить плату за уроки, но старый учитель музыки отказался.
– Чаю хочешь?
– Да, сэр. Спасибо.
Раэлин привычно уселся в глубокое скрипучее кресло, пока хозяин дома возился с чайником. Чайник был старинный и кипятился на огне небольшого очага, устроенного на террасе. К чаю было печенье.
