поспешно поставила его на стол. Но не успела она выйти за дверь, как графиня, как показалось Бенедикту, чересчур резко спросила:
– Где ложки с монограммой Пенвудов?
Поспешно присев в реверансе, служанка пролепетала:
– Софи чистила серебро в гостиной, миледи, но ей пришлось подняться наверх, когда вы…
– Хватит! – оборвала ее леди Пенвуд, хотя сама спросила про ложки. – Уверена, мистер Бриджертон не настолько амбициозен, чтобы ему непременно нужны были к чаю ложки с монограммой.
– Конечно, нет, – пробормотал Бенедикт, подумав, что, должно быть, леди Пенвуд сама отличается амбициозно стью, поскольку решила их подать.
– Иди! – приказала графиня служанке, махнув рукой. – Вон!
Служанка бросилась к двери, а леди Пенвуд, повернувшись к Бенедикту, пояснила:
– На самом лучшем нашем серебре выгравирован фамильный герб Пенвудов.
– Вот как? – заинтересовался Бенедикт. Следовательно, герб, изображенный на перчатке, действительно является гербом Пенвудов. Отлично! – У нас в Бриджертон-Хаусе ничего подобного нет, – заметил он, надеясь, что говорит правду. Откровенно говоря, он никогда не обращал внимания на столовые и чайные предметы. – Мне бы очень хотелось взглянуть на ваше столовое серебро.
– Неужели? – обрадовалась леди Пенвуд, и глаза ее блеснули. – Я предполагала, что у вас тонкий вкус.
Бенедикт сдержанно улыбнулся.
– Нужно будет послать кого-нибудь в столовую. Если, конечно, эта чертова девчонка успела его почистить. – Она брезгливо поморщилась, отчего лицо ее приобрело крайне неприятное выражение.
– Вас что-то беспокоит? – вежливо осведомился Бенедикт.
Графиня покачала головой и небрежно махнула рукой.
– Просто я подумала о том, что так сложно найти приличную прислугу. Думаю, ваша матушка постоянно говорит то же самое.
Ничего подобного его мать не говорила. Может быть, потому, что в Бриджертон-Хаусе ко всем слугам относились с уважением, а те, в свою очередь, были искренне привязаны к семье. Но Бенедикт все равно кивнул.
– Когда-нибудь я вышвырну эту Софи из дома, – сказала графиня. – Ничего толком сделать не умеет!
Бенедикт почувствовал к бедняжке Софи жалость. Однако он пришел сюда вовсе не за тем, чтобы обсуждать с леди Пенвуд ее прислугу, и, решив перевести разговор на другую тему, указал на чайник.
– Полагаю, чай уже заварился?
– Да, конечно, – спохватилась леди Пенвуд и, улыбнувшись, спросила: – Вам с молоком и с сахаром?
– С молоком, но без сахара.
Пока графиня разливала чай, на лестнице послышались шаги, и Бенедикт почувствовал, как сердце его взволнованно забилось. С минуты на минуту в комнату войдут дочери графини, но только одна из них окажется таинственной незнакомкой с бала-маскарада. Лица ее он практически не видел, но помнил, какого она роста и телосложения, и был уверен в том, что у нее длинные светло-каштановые волосы.
Он
