Никиту.
– Когда? – хмуро уточнил художник.
– Андрюшенька, клянусь, если ты преставишься, мы закопаем тебя в лучшем виде и абсолютно бесплатно.
– Цены растут, Андрюша. Похороны – это выгодная… Ик… инвестиция.
Портретист достал из кармана четыре бумажки по сто рублей и протянул незваным визитерам:
– Идите уже с Богом! Не мешайте работать.
– Премного благодарны! – расчувствовался "вампир" справа. – Крепкого здоровья, долгих лет жизни! Тебе и твоему… э… гостю.
– Неиссякаемого вдых… вдух… вдохновения!
– Разнюхали, что хотели? А теперь пошли вон! – гаркнул Андрей, замахнувшись карандашом.
Дверь тотчас захлопнулась.
Никита сквозь смех пытался прожевать бутерброд:
– Кто это были?
– Духи бродяжничества и жнивского самогона, – фыркнул художник. – Безвредные, но жутко привязчивые и охочие до сплетен. Впрочем, тут многие этим грешат… Так что поосторожнее со словами, лишнего о себе не рассказывай…
– Ясно, – школьник взял с тарелки пирог и присел на край топчана. – Ничего, если я здесь, с тобой, побуду?
– Будь сколько хочешь. Ты мне не мешаешь…
С улицы донесся сильный мужской голос, проревевший на манер известной песни, что утро, мол, красит нежным светом все надгробья и кресты…
Через порог бытовки перешагнул рослый, широкоплечий детина лет тридцати с короткой стрижкой и жестким лицом. Он по-хозяйски прошел внутрь, заняв собой значительную часть пространства:
Просыпайся поскорее
Вместе с солнышком и ты!
– Я давно не сплю, – Андрей отложил карандаш и крепко пожал протянутую гостем руку.
Наблюдая за происходящим, Никита безуспешно пытался угадать, кто этот бандитского вида тип в брендовой футболке с коротким рукавом и стильных, дорогих штанах, носивший толстую золотую цепь, браслет-четки и массивный перстень-печатку с несколькими бриллиантами. Парень следил за странным гостем, размышляя над тем, что обеспеченный мужчина забыл в каморке простого кладбищенского работяги.
Пробуравив школьника колючим взглядом, незнакомец с ухмылкой спросил у Андрея:
– Эй, Карлсон, а ты в курсе, что у тебя Малыш завелся?
– Знакомься, Дмитрий Анатольевич, – улыбнулся художник. – Это Никита.
Ладонь подростка стиснула широкая, медвежья лапа, обладатель которой проворчал с ироничным прищуром:
– Я для чужих – Дмитрий Анатольевич, а для своих – дядя Дима. Вы тут шалите или чем полезным заняты?
– Нет, – усмехнулся гравировщик, – Приключаться собираемся. Кофе будешь?
– А это у тебя оно или он?! – брезгливо сморщился гость и полез в перекинутую через плечо кожаную барсетку. – Знаешь, в чем твой парадокс, Андрюха? Ты постоянно жрешь, пьешь и куришь всякое дерьмо, но при этом как-то умудряешься оставаться бодрячком. И у меня для тебя сюрприз.
Он
