красивых предприятий, тапки со встроенным телевизором, полные склады гречаных хлопьев. И вот чтобы так – честно, без популизма!
Бабуины снова защелками, обсуждая поступившую информацию.
– Крамольные вещи глаголешь, говарищ! – Штык почесал скудную шевелюру на затылке; бабуины одобрительно защелкали его словам. – Это какие такие рабочему человеку телетапки нужны?! Рабочему человеку радость одна – отлил чугун на заводе, домой пришел, лоханку щей влупил, жене сперматозоид поставил для продолжения трудовой династии, и с утра снова к станку. Вот это правильная жизнь. Без упрека! А телетапки только сосредоточиться мешают на вещах действительно нужных. – Штык фыркнул на Тима. – И вообще, что за выражения: «электорат». За такое морды бьют! Либераст!
– Ну тебя, Штык, – фыркает Мармарис.
Штык в один прыжок забирается на стиральную машину-рулетку. Выпучивает глаза. Отбивает на груди своим громадным кулаком короткую дробь. Театрально вскидывает свой подбородок к потолку.
– «Реформатор и фломастер»! – объявляет Штык в неожиданно наступившей тишине. И взвизгивающее принимается декламировать.
Твердой рукой
Оставляю в назидание свой императив
Категорический.
Да и пусть, собаки, знают,
Что почерк мой отнюдь не
Каллиграфический.
Руке мозолистой не пристало быть
Рукой мягкой поэта лирического,
Лапа мозолистая для того,
Чтоб знали подъезды блекло крашенные —
Что вас в говно втоптали!
Сжимаю фломастер,
Уверенным взглядом по сторонам кидая,
В буржуйских парадных
Наглядный такой и крупный член
Торжественно сохраняю.
И выползая из хором весь себе толстый
Буржуй
От жира, как блин, лоснящийся.
Увидит херяку – и матом
Отравится.
А я, дома пирожки уплетая,
Кукиш ему в окно —
Знай, мол, падла, нашу стаю!
И снова фломастер одеколоном тройным
Умело заправляю.
Мармарис тянет меня из пропитанной красным комнаты. Моя спина жжет от испепеляющего гнева обществнности. И я ускоряю шаг.
Тим показывает Штыку язык.
Я представляю себя спелеологом, шагая во влажном туннеле, в конце которого никакой свет не горит. В такие моменты течение времени замирает. Как, впрочем, замирает и всё остальное. Лишь смутная проприоцепция14 самого себя относительно заданного пространства. Постепенно ты и пространство сливаются в единое целое, образуют симбиоз. Чувство, которое можно испытать, если повезет, быть может раз или два в жизни. Мне повезло впервые.
Мы оказываемся на перроне. Поблекший от времени оранжевый пластик кресел ожидания. Повисшие на остатках креплений буквы названия станции. Вывернутые прутья турникетов.
Проприоцепция – ощущение частей собственного тела относительно друг друга.
