Тут у него не стало денег, чтобы построить главное здание, и получилось, что эти два павильона сообщались между собой только лишь коридором длиной по меньшей мере сто футов. Кредиторы забрали дом за долги и продали. При доме был очаровательный парк, обнесенный стеной; каждая аллея в нем заканчивалась калиткой, и все эти выходы открывались в лес Бонди, в этой своей части очень милый.
Из Отфонтена были привезены целые телеги мебели, и мы как-то худо-бедно устроились весной 1783 года в Фоли-Жуаёз. В первый год никаких починок там не делали. В то время существовало господское право первой руки, по которому сеньор, в землях которого продавался дом, мог в течение года со дня и даже с часа подписания договора о продаже заступить на место покупателя и простым уведомлением лишить его приобретенной собственности. Хотя со стороны господина де Монфермей, который только что вступил в наследство после своего отца, президента Окара, таких действий опасаться не приходилось, все же дядюшка и бабка сочли за лучшее выждать год, ограничившись пока посадками и работами в саду.
Лето мы провели за составлением планов вместе с архитекторами и чертежниками, что меня чрезвычайно интересовало. Дядюшка находил удовольствие в том, чтобы знакомить меня со всеми своими проектами. Он говорил со мной о постройках, о садах, о мебели, о всевозможном обустройстве. Он был доволен моей разумностью и поручал мне рассчитывать и измерять вместе с садовниками уклоны, площади и прочее. Он желал, чтобы я входила во все детали смет и проверяла расчеты измерений.
Я была очень рослая для своего возраста, крепкого здоровья и очень деятельная физически и нравственно. Я желала все видеть и все знать, научиться всем рукоделиям, от вышивания и изготовления искусственных цветов до стирки белья и кухонной работы. Я находила время, чтобы ничем не пренебречь, не теряя ни минуты, укладывая по порядку у себя в голове все, чему меня учили, и никогда этого не забывая. Я извлекала пользу из специальных знаний всех тех, кто приезжал в Монфермей. Вот так, обладая хорошей памятью, я приобрела множество познаний, которые были мне необыкновенно полезны в дальнейшей жизни.
Однажды, когда у нас были к обеду несколько важных епископов и зашел разговор об астрономии и о некоторых открытиях, один из гостей не мог припомнить имя ученого, которого преследовали за истину, ставшую теперь бесспорной. Мне тогда было тринадцать лет, так что я не позволяла себе и рта раскрыть, поскольку никогда не любила привлекать к себе внимание. Однако тут я так устала наблюдать, как ни один из этих прелатов не может вспомнить имя, что у меня это имя выскочило. Я очень тихо выговорила: «Это Галилей». Мой сосед за столом, может, уже и лишившийся памяти, но точно не глухой, услышал меня и воскликнул: «Мадемуазель Диллон говорит, что это Галилей». Я была в таком замешательстве, что разрыдалась, убежала из-за стола и больше весь вечер не выходила.
Глава III
I. Ежегодные поездки мадемуазель Диллон
