поинтересовался у жены, не нужно ли сходить на рынок, например за картошкой или творогом, получил все указания и рекомендации и пошел в парк.
На дворе стоял звонкий мартовский день. Солнце поблескивало в лужах, снег почти что сошел, остался только на газонах. В парке гуляли дети со своими взрослыми – кто разъезжал в коляске, кто ковырял лопаткой подтаявший снег, а кто был постарше, кормил слетавшихся голубей и воробьев крошками от пирожка или булки.
Лев Андреевич расположился на скамейке недалеко от входа и аллеи тех самых фонарных столбов. Он вытащил из кармана спички и картонную пачку «Казбека», закурил, положил папиросы рядом с собой на скамейку, на нее – коробок спичек, стал наблюдать за происходящим вокруг. «Не может быть, чтобы я что-то ей сказал, что заставило ее так думать. Ей я точно ничего не говорил, а в последующие дни и недели мы вообще здесь и не проходили, ну, может, один или два раза. Что же все-таки произошло? – Лев Андреевич сосредоточился. – Я не говорил… А что я думал? А я был разочарован, что она спичку не нашла, потому что я был уверен, что найдет. И я сказал об этом Миле. Точно, я же Миле сказал, а она меня отругала тогда. А Лика… Где была в это время Лика? Она же могла слышать».
На скамейке рядом с Львом Андреевичем присели двое – мальчик лет пяти, ровесник его Лики, и его мама.
– Мам, смотри какой фонтан смешной, когда он без воды, – сказал мальчик и протянул руку в сторону торчавшего из круглой зацементированной чаши невысокого основания трубы, укутанного полиэтиленовой пленкой и поверх нее по-хозяйски аккуратно обмотанного проволокой. – А когда его снова откроют?
– Сначала снег сойдет, потом трава появится, каштаны зацветут, тюльпаны на клумбах, а там и фонтаны откроют, и этот тоже, – не спеша ответила мама мальчика.
– Значит, он работает только летом, а зимой просто так стоит? – не унимался ребенок.
– Когда и так стоит, а когда и работает. Ты же помнишь большую елку на Новый год?
Мальчишка кивнул, продолжая крошить хлеб для воробьев, слетавшихся к скамейке и уже начинавших поднимать свой птичий гомон.
– Елка ведь каждый год укрепляется как раз в чаше фонтана, ее привязывают к этой трубе. Получается, что фонтан в Новый год очень даже при деле, – улыбнулась сыну молодая женщина.
«Большая елка. Да, точно, мы же в тот день как раз вокруг нее ходили, рассматривали большие бумажные конфеты, обернутые фольгой, и белые узорчатые снежинки, которыми она была украшена, – подумал Лев Андреевич. – И я сказал, что, когда стемнеет, зажгутся лампочки и большую елку будет видно со всех дорожек парка и даже с улицы сквозь деревья, ведь они голые, без листьев и ее не заслоняют. Конечно, иначе и быть не могло!»
Он торопливо сунул папиросы и спички в карман своего габардинового плаща, чуть приподнял шляпу, взглядом прощаясь с женщиной и мальчиком, и почти бегом пустился на аллею с фонарями. Там он стал переходить от одного фонаря к другому, периодически оборачиваясь, как показалось мальчику на скамейке, на
