правителям. Конечно, не всё из написанного стоит принимать на веру, а кое-что и вовсе принесёт вред… Но многие из его размышлений весьма годны. Например, что расположение народа – самый верный способ предотвратить заговоры. Наш с вами замечательный и умный царь стоит поперёк горла тем, кто желает воевать. Его замечательный и доблестный брат – наоборот. А вот и он!
– Где? – Аче завертел головой, поднялся на цыпочки и, вытянув шею, увидел наконец светловолосого юношу, с изяществом хорошего наездника сидевшего в богато украшенном седле. Он как раз наклонился к своему собеседнику, с трудом удерживающему гарцующего скакуна. Сквозь шум и гомон толпы до Аче донеслись обрывки разговора:
– Он мог бы и разрешить мне участвовать в военных играх! Что там мне осталось до шестнадцатилетия? Всего ничего!
– Цесаревича окружают сыновья мелких дворян, которым не досталось ни наследства, ни ума, чтобы пробиваться самим, – заметил учитель. – Они не прочь повоевать, глупцы.
Цесаревич заметил их сам. Приветствуя, махнул рукой, одновременно останавливая свиту.
– А, Иветре! Ты вернулся?
Учитель поклонился.
– Кто это с тобой?
– Аче, сын охотника Грдзели, ваше высочество, – пробормотал Аче.
Иветре улыбнулся, мягко и смиренно.
– И он будет благодарен, если вы, ваше высочество, осените его своим покровительством.
Цесаревич посмотрел на Аче сверху вниз, протянул руку. Улыбка осветила его юное, безбородое лицо, придавая ему ещё больше обаяния. Он был почти на два года младше Аче, но выше ростом и шире в плечах.
– Разве вам не покровительствует мой брат?
– Однако и от вашего доброго расположения многое зависит, – ответил учитель.
Цесаревич тряхнул волосами.
– Мое расположение мало что значит, Иветре.
– Вам только так кажется, ваше высочество.
– Ну-ну, я ведь не дурак… Впрочем, быть по сему. Аче, ты знаком с военными играми?
– Я умею обращаться с кинжалом и малым щитом.
– Этого мало, – махнул рукой цесаревич и вновь взлетел в седло. – Как обустроишься во дворце, можешь приходить на мои тренировки, я тебя поднатаскаю. Я занимаюсь каждое утро в… Впрочем, мне сейчас недосуг объяснять, Иветре знает…
Юные витязи умчались так быстро, будто и не люди были вовсе, а духи из свиты Небесных Всадников. Люди расступались перед ними, махали руками. Кричали, приветствуя цесаревича:
– А-ми-ран! Амиран!
– Мальчишка грезит войной и славой полководца. Одна беда: пока жив его брат, Багра в войну не ввяжется.
– Мне кажется, он хороший человек, – ответил Аче, глядя вслед уже исчезнувшим из виду всадникам.
– Неплохой, – ответил Иветре. – И народ его любит. Народу нравятся такие государи: открытые, обаятельные. Им прощают многое: и проигранные войны, и высокие налоги.
– Разве нашего царя не любят, учитель?
