Совета тихо переговаривались. Остальные мужчины громко спорили. И далеко не все споры касались участи насильника Охин. Когда староста поднялся со своего места в центре стола, голоса вокруг стали заметно тише.
– Совет приговорил сына мясника к отсечению одного пальца левой руки, – громко сказал он. По его тону было ясно, что с Советом он не согласен. Мужчина взглянул на палача, коротко ему кивнул и снова сел. Голоса мужчин в зале снова стали громче.
Ухэл тоже был не согласен с наказанием. Слишком мягко для того, кто сломал девчонке жизнь. Он оттолкнулся от стены, выпрямил спину и вышел из-за скамеек ближе к столу Совета. Голоса вокруг затихли. На палача взирали глаза полные ужаса и благоговения.
– Я отец Охин Ухэл, девочки, которую обесчестил сын мясника, – несколько судорожных вздохов послышалось со стороны. – Я прошу у Совета лишить насильника обеих рук.
Зал взорвался криками. Жестокость просьбы разъярила толпу. Люди были поражены тем, что палач взял девочку под опеку, даже страх перед Ухэлом отошел на второй план. Староста поднял руку, призывая к тишине. Потом попросил палача продолжать.
– Даже одной руки ему хватит, чтобы в следующий раз зажать одну из ваших дочерей на сеновале. Так и будете резать ему по одному пальцу, пока в деревне девок не останется? – Тургэн говорил спокойно, но его голос был жесток и зол, никто вокруг не произнес ни звука. И лишь когда мужчина вернулся к стене, голоса вновь набрали громкость.
Мужчины спорили, Тургэн ждал. Наконец, староста снова встал со своего места.
– Совет приговорил сына мясника к отсечению правой кисти. Решение окончательное. Приговор будет осуществлен на закате перед домом советов.
Со стороны одной из скамей послышался вой. Тургэн взглянул в ту сторону и увидел как тучный мужчина, по-видимому, мясник, обнимает худую стонущую женщину. Но сострадания к ним мужчина не ощущал. Они сами виноваты в том, что вырастили человека, способного на столь низкий поступок. Палач кивнул старосте и покинул здание. Нужно было готовиться к вечерней работе.
Ухэл точил топор во дворе, когда к нему подошла Охин. Девочка села прямо на землю и стала медленно плести венок из полевых цветов, которые росли у них прямо перед домом.
– Зачем ты точишь топор? – тихо спросила дочь. Она все еще боялась палача, даже несмотря на то, что позволяла себе с ним спорить.
– Сегодня на закате я отрублю руку сыну мясника, – мужчина не видел смысла скрывать правду от девочки.
– Жаль, что не обе, – злобно пробурчала она. Тургэн усмехнулся. Быстро втянулась в роль дочери палача.
– Постарайся несколько дней не отходить от дома и тем более не подходи к деревне, – посоветовал он. – Люди имеют ужасную привычку срывать на других злость за свою вину.
– Да, Ухэл, – послушно кивнула девочка.
Диск закатного солнца коснулся горизонта. Ухэл Тургэн с топором в руках стоял у дома советов и смотрел, как молодого парня, от силы лет семнадцати, привязывают к огромному пню. Парень кричал и вырывался,
