что, машину разогревать? Поедем на квартиру?
– Обязательно! – скомандовала дочка.
XIX
В автомобиле дочка сидела молчком, а увидев двухэтажку, родной подъезд, снова обрушилась на Ревницкого, став обвинять его во всех смертных грехах, зайдя же в квартиру, почти обезумела от того, что вещи, оказывается, были сложены по коробкам, вроде бы готовы к перевозке, но брошены в квартире.
– Кто, кто из вас это придумал? Скажи мне, кто додумался упаковать все, а потом махнул рукой и не стал перевозить? Кто из вас такой супер-пупер сообразительный?
Михаил терпеливо курил, ждал пока наступит finita la comedia.
Не удивительно, что их перебранку услышала Анна Дарнова и пригласила зайти в гости.
– Нет-нет, Аня, мы уже уезжаем, мы ненадолго заскочили, – попытался Ревницкий отделаться дежурной фразой, посчитав, что за приглашением стоит обычное гостеприимство, но все изменилось, когда Анна объяснила:
– Сегодня годовщина, как не стало Алеши.
– Год? Неужели уже год прошел?
Ревницкому ничего не оставалось, как смиренно переступить порог, он сразу же окликнул дочь, но та, не поднимая головы, раскрыла очередную коробку и рылась в ней, как будто не слыша его. Он даже и не думал воспользоваться таким оправданием, как то, что он за рулем и не сможет пить. Услышав о времени, которое уже прошло со дня смерти своего друга, он как будто пропустил удар, был оглушен и растерян, словно это было известие о самой смерти, а не годовщина. Но главное, что Ревницкий увидел Юру. Все так удачно совпало: Ревницкий посчитал, что более удобного момента, чтобы поговорить с ним может и не быть впредь.
Только они зашли в квартиру, разулись, повесили куртки на вешалку, Марина стала отряхиваться от пыли, и, казалось, только затем, чтобы вывести из себя отца.
– Да перестань уже ты! – вспылил Михаил.
– Там все в пыли, разве не видел?
– Давай не здесь, слышишь? Не здесь и не сейчас! Это у вас что-то горит? – вдруг спросил он уже не у дочери.
– Не может быть, на плите ничего нет, я все давно уже приготовила, – отвергла Анна Дарнова, но Юра сразу же ринулся на кухню, и оттуда зачертыхался. Оказалось, пламя свечи, поставленной перед фотографией Алексея Дарнова, случайно перекинулось на снимок и сожгло его. Юра помрачнел, может быть, и надо было отложить разговор, принять это за знак, но Михаил Ревницкий рассудил, что это всего лишь досадная неприятность, что Юра не в таком уж плохом расположении духа, чтобы не смог воспринимать слова утешения. Ревницкий намеревался все же завести давно назревшую беседу.
Едва сели за стол, как воцарившееся сперва неловкое молчание растопила Анна Дарнова:
– А я не могла понять, чья же это машина во дворе стоит.
– А это мой пленный «немец». Пригнал недавно и решил его оставить себе, влюбился в эту машину, пока ехал, до чего же эти «фашисты» машины научились делать, – едва глянув на накрытый стол, Ревницкий сунул ключи Марине: – Сбегай-ка, принеси пакеты из салона.
– Сам
