ему понятно, это уже наверняка, что дома кто-то есть. Пусть он не хочет говорить с ним, этот кто-то – так все-таки Маринка или Лена? – то снимал трубку и молчал, то выдергивал шнур или снимал все трубки во всех комнатах – у него ведь в каждой комнате есть по телефону и телевизору (это ли не признак достатка?), – главное, что его кто-то дожидается, всеми своими действиями показывает свое недовольство, обиду на него, но остается дома, дожидается его.
Одно только его настораживало: а какой номер он набирал все это время и какой набрал сейчас? Не перепутал ли он, не набирал ли он все время номер не того дома, а?
Отъехав следом за колонной, Ревницкий проехал мимо голосующих и, повинуясь убаюкивающим дворникам, снова погрузился в воспоминания.
XV
Подумать только, это было прошлой весной, еще и года не прошло с тех пор. Весна вышла ранней, очень солнечной и теплой, это был конец детства, беззаботных деньков его дочери, но он все пропустил, он снова был в постоянных разъездах, пригонял и пригонял авто.
На выпускной он не экономил. У Марины было самое лучшее платье, заранее было уже договорено о месте в престижном вузе (тогда это словечко только вошло в обиход: «престижная» специальность, «престижный» факультет). Она не тряслась в последнее лето над выпускными экзаменами, а проводила лето перед отъездом с подружками, на вылазках возле речки. У Юры же, с которым он лишь изредка сталкивался в подъезде, были круги под глазами от ночей за учебниками. Последний раз он видел дочь, когда они с Еленой отвезли ее на машине в общежитие вместе с чемоданами и сумками, полными одежды и утвари. С тех пор только телефонные звонки.
Он не видел дочку с конца лета до зимних каникул. По телефону ее голос с каждым звонком становился взрослее и звучнее, смелее, она уже цыкала на его банальные советы, обрывала на полуслове: «Ну да, ну да! Обязательно так и сделаю! Все чмоки-поки». Они с Леной аккуратно раз в две недели посылали денежные переводы, рвались поехать, проведать ребенка, но это можно было сделать только с ее разрешения. Она противилась, чтобы они нагрянули с бухты барахты. Никаких сюрпризов – жесткое условие выдвинула Марина родителям и оттягивала отмашку на такую поездку, пеняя на занятость. Но. в конце концов, подошло время, когда она уже сама могла приехать к ним на каникулы. Так даже лучше было, по ее заверениям, ведь она очень сильно соскучилась по дому.
XVI
Надо сказать, что семейная жизнь у Михаила и Елены, едва дочь отправилась на учебу, разладилась напрочь, они, конечно же, не дошли до последней черты, но стали совершенно чужими друг другу людьми. Разболтались все заклепки, развинтились все гайки в механизме их сожительства и он работал вхолостую.
Все стало вдруг даже не бессмысленным, а таким ненужным и несрочным, необязательным одним словом. Отныне все супружеские обязанности и формальности можно было делать одной левой, не напрягаясь. Здороваться, например, заботиться о том, чтобы для другого осталось, чем поужинать, чтобы в чайнике осталась горячая вода на
