в окошке вместо циферблата, пока рукав не сполз к кисти руки и не закрыл часы. Здесь и сейчас. Все что он может, так это жить здесь и сейчас! Вот и все. Не думать, не загадывать. Он поступал и поступает так, как требует того время, как вынуждает его ситуация. А что ему еще остается? Выжил, продолжает жить – и уже хорошо, если живет весьма неплохо, не существует, не побирается, не голодает. И какая собственно разница, прав он или нет, если тех, у кого иная точка зрения, кто мог бы ему возразить, нет уже? Какая?
На обратном пути у самого города за ним и Юрой потянулась из мрака с лязгом стальная рука, но вместо того, чтобы схватить и расплющить автомобиль, простерлась дальше, продолжая разрывать весеннюю ночь мощным прожектором. Электропоезд, спешащий из Молотовграда в Двухозерск.
XIII
Дома Ревницкий мучительно взвешивал все «за» и «против», решая, возможно ли отказаться от еще одного разговора, теперь уже с таинственным анонимом, так тщательно замаскировавшим свое послание, что был сразу же раскрыт, едва Михаил развернул смятый лист из тетрадки в клетку. И, в конце концов, он осознал, что без озвученного предупреждения не сможет полностью уберечь автора записки от опасности, ведь спрятать тело было всего лишь полдела, полумера.
Когда он вошел в квартиру, то услышал, как Марина поспешно отбежала от окна, так и не успев рассмотреть там ничего, и прыгнула в кровать. Он зашел в ее комнату и в свете уличного фонаря, что проникал сюда, увидел, как она с силой сжимает веки, словно он сейчас примется ей раскрывать их. Он включил свет и прекратил эту игру.
– Тебе больше нечего боятся. Можешь ходить туда – не знаю, что ты там делаешь, все-таки, это закрытый объект, был когда-то во всяком случае, – но теперь все… я решил проблему.
Решил проблему. Это было почти что чистосердечное признание вслух ей в том, кем он стал отныне: решающий проблемы, проблеморешатель. И она открыла глаза, села на кровати. А он, ее отец, с важностью, пряча так свою неуверенность, повторил:
– Я обо всем позаботился. Там больше никого нет. Не знаю, зачем ты туда пробираешься, курить, выпивать тайком пиво с кампанией. Я не буду тебя сейчас отсчитывать или ругать. Ты уже достаточно взрослая, просто надеюсь, ты не будешь совершать глупостей и перебесишься без последствий, так сказать, да и не это сейчас важно. Повторяю, я обо всем позаботился, там больше никого нет, можешь и дальше… Трупа нет! Река обо всем позаботилась. Но есть один важный момент. Я не нашел черный кейс. Где он?
Марина замерла перед ним испуганная, нахмурившись, молча вперив в него взгляд исподлобья.
Он переспросил:
– Марина, кейс у тебя?
Она с трудом разлепила слипшиеся губы:
– Кейс? Какой еще кейс?
– Я знаю, что записку написала ты. Не надо отпираться.
– Я написала, я и не отпираюсь, но про кейс понятия не имею! О чем ты вообще?
– Тот,
