и бить когтистыми лапами по замку на стальной решётке. Казалось, они вот-вот сорвут его и выскочат на улицу.
Парнишка вздрогнул и нелепо дёрнулся, то ли закрывая руками грудь, то ли пытаясь ухватить ладонями воздух и взлететь. Он свалился с чурки и больно ударился коленом. Девчонка тоже не смогла удержать равновесие, но вовремя вцепилась в раму смотрового окошка и повисла, как котёнок.
Никто не выскочил. Псы успокоились и затихли, но им всё ещё отвечали с Пыльной улицы, передавая злобные собачьи слова на соседнюю. А оттуда все дальше.
– Сы́нка снова испугался собачек! – гнусно хихикнула девчонка, склонившись над Ба́рсифом.
Она была на год или полтора младше его и постоянно дразнилась. И мальчишка рад бы навешать ей, но отец явно дал понять, что так просто он ему этого не спустит. Грязнуля-оборванка была дочерью земельного господина, и как бы к ней ни относились, а отвечать за её сохранность приходится всей семье.
То, что Радис – дочь сестры мачехи, красавицы Олхины, всегда говорили открыто. А вот отцовство старались хранить втайне. Но и об этом тоже все знали. Так же, как и то, что девочка, скорее всего, не будет носить ни фамилии, ни титула – господин Сфета не соглашался принимать в дом её мать. Это обижало Олхину настолько, что та не позволяла ему забрать Радис. Вот и перебивалась она здесь, в Сен-Сфета, в доме людей не чужих, но и родными назвать их было сложно. Олхина же предпочитала жить в другом месте. Как раз это для Барсифа было непонятней всего, но вопросы на эту тему страшно злили домашних. Как и о том, почему Радис почти никогда не наказывали за выходки.
Она всем досаждала. Радис не сиделось на месте – озорница носилась повсюду, а когда дома не ладилось, уходила спать к Лохмачу в будку. Если бы так поступил Барсиф, то мачеха тут же нацепила бы на него ошейник и не выпустила от собаки. Он бы просидел там до вечера и насквозь пропах бы псиной. А отец этого сильно не любил и точно отлупил бы сына. Радис могла красть яблоки у соседей, портить корзины, но вместо хорошего прута глава семейства только сердито вздыхал или коротко рявкал и уходил из дома к своему другу, живущему по соседству, к младшему писарю Солхе. И даже сейчас, если бы девчонка, а не Барсиф, упала и ушибла коленку, её бы не наказали.
Злорадный тон Радис ещё сильнее раздувал обиду, и Барсиф решил ответить настолько бойко, насколько был способен:
– А это и не простые собаки! Это специальные. Их так дядька вос-пи-тал! Да ты сама испугалась, только виду не подала! – тихо возмущался он. – Ты ничего не понимаешь!
– Какой из тебя псарь, если ты собак боишься?
– Зато я больше всех про них знаю!
Радис вернула чурку на место и пошла к левому краю коробушек. Там она взобралась на низенькую покосившуюся будку, давно пустующую и заросшую. Девочка ловко подпрыгнула и вскарабкалась наверх. Барсиф залез следом.
«Всё равно делать нечего. С ней пошатаюсь», – думал он.
Пока дети
