испытаний. Начали с тумаков, и так он прожил на новом месте несколько месяцев. Однажды, в утро Пасхи, его вновь побили, но сильнее прежнего, и отобрали велосипед. От своры он убежал в город, собираясь стать путешественником, но ко второму часу побега уверенность пропала. Мальчик понял, что заблудился, и на смену страху перед тумаками пришел страх дороги, неизвестной и точно опасной. Он забрел в заросший кустами жилой сектор и, сам того не ожидая, разразился плачем, потому что устал и проголодался.
– Малой, иди сюда! – окликнул его могучий дед с веранды.
Мальчик внимательно огляделся. Дом деда огибала стена дикого шиповника, хмель и сирень, а позади рос большой яблоневый сад. Все было в зелени, разве что со стороны шоссе лежала древняя грунтовая дорога. Остальные дома, стоящие чуть подальше, от этого соседства меркли как слишком обычные. Так мальчик впервые оказался на улице Баневура, у дома Свешниковых.
Дед, опустившись на одно колено, подал мальчишке руку. Тот с чувством глубокой важности пожал ее.
– Меня зовут Киль, – сказал дед.
– Антон.
– Что же ты плачешь?
– Я не плачу.
– А это что? – Дед безболезненно ткнул его в чистые полосы на запыленных щеках.
– С друзьями подрался. Велосипед отобрали.
– Какие же это друзья. Сейчас напорю их и в милицию отведу, – усмехнулся дед.
– Не надо! – закричал Антон. – Им больно будет. И страшно.
– Ого. Доброе у тебя сердце, малой. А знаешь, вижу, ты парень хороший – дружи ты лучше с Тошкой, а с дикарями не водись, и, наверное, выйдет из тебя толк. Скоро вернется с рыбалки, и увидишь, какого друга я тебе сыскал.
Спустя полтора часа выяснилось, что Тошкой оказался не котенок и не кибальчиш, а улыбчивая светлоголовая девочка в широкополой соломенной шляпе, пришедшая с ведром карасей и самодельной бамбуковой удочкой. Бойкая и не по годам умная, всем своим видом она показывала, что широко шагает по миру.
– Тоня, – представилась она.
– Антон, – ответил он, впервые затаив дыхание от избытка чувств.
С тех пор дед и Тоня часто забирали Антона из детского дома – они катались по городу, ездили в один из последних луна-парков страны и ели сахарную вату. Потом вмешалась бабушка Тони, Ника, и оформила гостевой режим. Дети стали видеться чаще. Их связь становилась святой и приносящей радость новых ощущений. Наконец они стали считать друг друга особенными.
– Давай встречаться. Между нами и без того все ясно. Ты любишь меня, а я люблю тебя. Зачем томиться только одной дружбой? – предложила Тоня – теперь уже Антонина, – когда им исполнилось по пятнадцать лет и важничающие девчонки стали заглядываться на Антона в школе. «Он мой», – категорически решила Тоня и с тех пор стала бить девочек по их вороватым рукам. Антон отвечал взаимностью и дрался со всяким, кто пытался ухаживать
