я заметил его преображение, меня охватило какое-то чувство, похожее на детский испуг и мне хотелось выйти из машины и убежать куда-нибудь далеко. Был тягостный момент. Но мне удалось успокоиться, обращая свое внимание на разные вещи: на яркие цвета куколки, висевшей на зеркале заднего вида и как-то танцуя между водителем и мной из-за движения автомобиля; на неспешную ходьбу прохожих; на световые рекламы на фасадах магазинов; на засохшие ветви деревьев; на однообразно тянущиеся перед моими глазами многоэтажные дома. Так я чувствовал себя неуязвимым, вне опасности, далеко от этого человека, от его желаний, от угрозы его руки. И все-таки я остолбенел на несколько секунд, когда мужчина, с молниеносной быстротой, сначало открыл мою брючную застежку, потом полез в мои брюки, и в конце успел добыть наружу то, что назвал «прекрасным копьем». Тогда я не верил своим глазам. Однако потом очнулся и чуть не ударил его по морде. Но, слава богу, остановился вовремя. Он еще водил машину с другой рукой и я понял, что, как последствие удара, он мог бы потерять контроль машины и мы оба могли бы умереть в глупом автомобильном столкновении. Поэтому я просто закричал ему одно слово на испанском языке. Только одно. Раз, два. И дальше попросил его больше не трогать мое тело, и велел ему остановить машину. А он все это сделал молча и быстро. И я сразу вышел из машины, чтобы удалиться от ее водителя.
– Мне показалось, что он человеком уважительным, почтенным, но оказался другим, – объяснил я в конце рассказа.
– Welcome to the Soviet Union, body! – смеясь, вскричал Дуранд.
После того, как я закончил свой рассказ, он посоветовал мне отдыхать, набирать силы, чтобы начинать следующий семестр. Но я остался на работе еще две недели. В эти дни я работал только ночью и рано утром, перед тем, как поехать на лекции, там же, на фабрике, я принял душ и выпил две чашки очень горячего и крепкого кофе. Продление срока работы тоже оказалось нарушением какого-то запрещения, продиктованного консульством. Нам было нельзя работать во время занятий. Нас разрешили это сдедать только при каникулах. Тоже надо было еще какую-то сумму денег выделить для консульства. Это как бы добровольный взнос. И, конечно, две недели спустя, когда мне платили, я не сделал никакого взноса.
– Ну, пошли к черту консульство и все эти паразиты, которые в нем собираются, – Дуранд поддержал мое решение.
Тот день, после занятий я добрался до фабрики, чтобы получить деньги, а он проводил меня, надеясь на встречу с водителем машины. Он считал, что водителя надо было наказать. Дуранду очень хотелось схватить его за горло. И я тоже кипел желанием ударить его по морде. Именно поэтому, когда он попросил меня на обратном пути ходить пешком, я согласился с ним. В конце концов, не было так холодно. Весна уже настала и, с такой же радостью с какой мы отметили падение первого снега полгода назад, сейчас нам тоже радовалось его таяние.
– Я в долгу перед
