бросился к окну. Оттуда уже тянулись руки, готовые подхватить, вытащить, спасти. В последний момент обернулся, посмотрел на брата – тот уже не плакал, а кричал, превратившись в живой костер…
− Т-ты чего, ну!
Златка с криком очнулась от дурного сна, резко села, стукнувшись головой обо что-то твердое. По щекам струились слезы, руки слепо шарили по груди.
− Где? Мешочек где? Горисвет!
− Да п-под мышку съехал тебе, вот и не чувствуешь. Шнурок-то на месте, под янтарем на шее видно.
Златка принялась шарить под мышкой, наконец, нащупала мешочек, отданный сестрой. Выдохнула.
− Тебе чего снилось-то? Кричала страшно.
− Ничего, − Златка отвела глаза.
− Ну, ничего – т-так ничего. Подымайся тогда, надо поесть и двигаться в дорогу. Если сегодня не выйдем на т-тракт – худо нам придется. Припасы на исходе, а в Лютом лесу съедобного мало.
Златка протерла глаза, встала, потянулась и обняла себя за плечи. Было зябко – раннее утро, солнце еще не поднялось, и скудных лучей, проникающих сквозь густую поросль, кое-как хватало для света, но не для тепла. Кострище серело пеплом – Горисвет, видать, затушил огонь, пока она спала. «Мог бы и обождать, холодно-то как».
− Рассиживаться не будем, поедим – и в путь, − Горисвет будто прочитал ее мысли, − костер догорал, я не стал уж дров п-подкидывать. В дороге согреемся.
Перекусили наскоро и тронулись, ведя Верного под уздцы. На узкой тропе, окруженной кустарником с разлапистыми ветвями, пешком идти было сподручней. «Если устанем, или будем идти слишком уж медленно, п-поедем верхом», − сказал Горисвет, − «Но вскачь все равно не в-выйдет».
Горисвет пытался ориентироваться по солнцу – понять, в какой стороне тракт. Однако, лес все равно заставлял идти по своему желанию – тропинки появлялись и исчезали, а без дороги пройти было невозможно – деревья вставали, как войско, щетинились деревянными пиками сучков. Пытаться идти напрямик, через подлесок, даже не думали – там и человек не пройдет, а конь – тем более.
Лютый лес жил своей жизнью. То надвигался, то отступал – поначалу Златка пыталась уловить взглядом движение ветвей и деревьев, но потом сдалась. От напряжения заболели сначала глаза, а потом и голова. Появление тропинок на тракте еще можно было кое-как разглядеть – лес расступался, словно кто-то невидимый раздвигал его в стороны, а потом деревья сходились вновь, будто высокая трава на поле. Но вдали от тракта лес менялся незаметней, прячась за дымкой испарений. Стоило отвернуться – и он крал открытые участки или, словно насмехаясь, наоборот расступался, давая дорогу, чтобы вновь измениться через минуту. Он кружил путников, вел мимо оврагов, водоемов, один раз едва не завел в болото. Тогда Горисвет устроил привал, сказав, что идти в топи – верная смерть. Путники уселись среди низкорослых кривых деревьев – предвестников трясины, и дождались, пока не появится новая тропа, ведущая в другую сторону.
В конце концов, они оказались в чаще. Вековые деревья, покрытые толстым
