которому он странствует, словно Тесей, то не очевидно ли, что это какие-то уловки миража, ведущие к аберрации рассудка? Словом, все это было всего-то предположение. Эти мысли, как видно, изрядно истязали бедуина и захотелось ему отвлечься от них и вздремнуть. Но вспомнил он, что может проспать ночь, упустив возможность созерцать великолепную красу звезды.
День приближался к закату. Заметив это, вспомнил бедуин про птицу и предвкушал появление на небе звезд, чтобы позвать её. Цвет неба неспешно сменялся с малинового на темно-синий, а после некоторого времени наступила темнота, обеспечивающая возможность звездам окрасить небо и осветить землю мелкими проблесками слабого, но изящного и безукоризненного света, озаряющего поэта сочинять стихи, а художника писать пейзаж. Разве мог бы возникнуть известный постимпрессионистский труд Ван Гога не будь на небе звезд? Разве могли бы мы усладить себя прочтением стихотворения Осипа Мандельштама не будь на небе звезд? Скиталец тем временем не лишал себя удовольствия наслаждаться красотой самой яркой и прекрасной звезды. Экстаз, который получал бедуин, был неведомый ему давеча. Если использовать дискурс античных философских школ, то можно было бы сказать, что он достиг той самой атараксии, которой так долго пытались достичь древние греки. Но, пока они искали её в неких абстрактных вещах, она всегда была в самом простом и обыденном: прямо над нами; всего-то нужно глядеть на небо, а не на потолок. Атараксию необходимо следует отожествлять с понятием счастье, а счастье, говорят эвдемонисты, это цель жизни каждого человека. Тут и двух мнений быть не может. Однако, что оно из себя представляет? Безусловно, каждый стремится найти счастье: одни пытаются увидеть её в мирских благах, другие – в отречении от них, а некоторые вообще видят его в непрерывном познании или, напротив, в воздержании от всякого познания и даже суждения. Но порой люди отчаиваются, понимая, что глубоко заблуждались в понимании счастья, даже когда достигают желанного. Причина этого, на мой взгляд, в том, что под счастьем порой ошибочно понимают некое вечное блаженство, хотя на самом деле счастье есть лишь мимолетно просачивающееся мгновение, дарующее нам кратковременное наслаждение либо спокойствие тела и души. Нужно понимать, что счастье и есть это мгновение, и вся наша жизнь заключается в том, чтобы постоянно к нему стремиться. Человек снова и снова желает увидеть, ощутить, захватить полностью это мгновение; он пытается его поймать, чтобы продлить его сладостный эффект, приносящий неизмеримую отраду. Потому-то он и стремится к нему снова и снова в надежде, что в этот раз он его точно поймает или остановит. Любое удовольствие независимо от того, в какой форме и в каком виде мы его получаем, вызывает зависимость, привыкание и манию. Следовательно, все люди с зарождения одержимы самым сильным наркотиком на свете, которое именуется «счастьем».
– Я на месте, – отвлекла бедуина от созерцания птица.
– О, замечательно, как раз подумал о тебе, – сказал он.
– Скорее,
