в Падоко. Но Люс понял ещё одну важную вещь. Судьба (или иная волшебная сила) подарила ему необыкновенную возможность увидеть отца живым и здоровым, провести с ним время, узнать поближе. Упускать её было нельзя. Поэтому Люс решил всем своим видом показывать заинтересованность к морскому ремеслу, лишь бы почаще быть рядом с папой.
Энтузиазм Люса Алаин воспринял с нескрываемой радостью. «Наконец-то в нем проснулся моряк! Может, это и к счастью, что ему на голову стеньга упала?» – подумал он и с воодушевлением и даже некоторой педантичностью принялся обучать сына основам управления кораблем, учил определять курс, скорость судна, разбираться в картах, пользоваться навигационными приборами. Люс не был уверен, что эти знания пригодятся ему в будущем, но старался запоминать всё, что рассказывал Алаин. Больше из-за уважения к личности отца, нежели из-за интереса к судовому делу. Люсу просто нравилось общаться с папой. Даже когда ничего особенного не говорили или вовсе молчали рядом, неся ночную вахту у штурвала. В конце концов, запоминается не то, о чем говорили, а то, что были вместе.
Боцман Сверр Лунд тоже решил внести свою лепту в обучение Люса: вместе с другими матросами помогал постигать тяжелую парусную науку: как крепить, убирать, брать паруса. На верхушки мачт Люса, конечно, не пускали: дело это было опасным, требовало сноровки и недюжинной физической подготовки. К тому же Люс всё еще ходил с перебинтованной головой, и Алаин опасался, что на высоте сыну может стать плохо. Поэтому уроки, в основном, давались на палубе.
За это время Люс приобрел легкий загар, на ладонях появились мозоли и ссадины, а мышцы болезненно ныли. Однако юноша не жаловался и даже был благодарен отцу и Сверру за то, что всегда находили для него занятие, которое помогало отвлечься от вновь возникающих в голове вопросов, которые не имели ответов – по крайней мере, пока.
К Хегоальдеко подходили на рассвете. Протирая заспанные глаза, Люс поднялся на шканцы и встал рядом с отцом, руководившим маневрами судна. Обогнув мыс, на котором возвышался маяк из белого кирпича, корабль повернул к гавани.
Рассеивалась туманная дымка, и Люс завороженно созерцал открывающуюся перед его взором картину. Защищенный с одной стороны невысокой горной грядой, а с другой – хвойными лесами, Хегоальдеко поднимался по склонам холмов и тянулся далеко вдоль побережья. Солнце поднималось, и в золотисто-розовом свете вычерчивался абрис города. Вольготно стояли, будто сахарные, белокаменные дома под крышами мандаринового цвета, с колоннами, обвитыми зеленью. Ближе к центру выделялись величественные здания с янтарными куполами, освещёнными первыми лучами. Вдалеке виднелась набережная, украшенная ровными рядами цветущих деревьев.
Хегоальдеко, как и полагалось такому огромному городу, обладал крупным портом. На рейде стояли десятки судов, пестревших флагами разных городов и стран, и еще столько же – у причалов. Акваторию порта образовывал каменистый мол в виде полукольца, концы которого соединялись в море аркой, похожей на диск солнца с волнистыми лучами – символ города. Ведь
