на литературный язык череда мата по поводу того, что оно думает обо мне и других призывниках. С первыми раскатами грома, я тут же сник, втянул голову в плечи, принял вид умирающего лебедя, всем своим видом показывая, что глубоко раскаиваюсь и приношу тысячу извинений в том, что я, маленький человечек, посмел внести изменения в планы генерального штаба ВМФ СССР, и закосил от службы на атомном подводном флоте. Это подействовало. Гнев исчез. Тембр речи стал более спокойный. И должностное лицо продолжало более спокойней: «И кем я тебя заменю? Что мне с тобой делать?»
Что такое корабельная рынка, я узнал позже в учебке. Это медный колокол, которым ранее на флоте отбивали склянки (время несения вахты, каждые полчаса–полсклянки и каждый час–склянка). С другой стороны, моему самолюбию льстило, что я такой незаменимый, а на языке так и крутилось: «Союз большой – кем-нибудь замените. В крайнем случае, домой отправьте». Но мозг настойчиво твердил: «Молчи дурак, так лучше будет».
Капитан третьего ранга подозвал какого-то старшего лейтенанта и, вручив мои документы, сказал: «Отведи его на профотбор радиотелеграфистов для подводного флота. У них недобор». Пока шли, мой мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Что такое радиотелеграфист, я знал. В школе одно время, насмотревшись фильмов про разведчиков, мы баловались морзянкой, так для себя, готовились стать шпионами. Конечно, это круто сидеть в радиорубке и морзянкой общаться с миром. А где романтика? Где ветер и морские брызги в лицо? Вы простите меня товарищи подводники, я с уважением отношусь к вашей профессии и знаю, что это, прежде всего –нелегкий труд. Я знаю, что есть ещё слово «Надо», но тогда и сейчас я придерживаюсь принципа, что в жизни нужно заниматься тем делом, которое доставляет удовольствие, в крайнем случае, от него не воротит. А тогда, не лежала у меня душа к подводному флоту. Я шёл и знал, что затуплю.
В маленькой комнате сидел морской офицер и моряк срочной службы. Когда я сел за стол, офицер сразу уточнил мою задачу: воспроизвести то, что услышу. На слух я сразу схватил, что моряк дважды простучал: один длинный, три коротких, причём дважды. Но я специально простучал какую-то абракадабру. Какую запись офицер сделал в моих документах, я не знаю, но догадался о её содержании. Сопровождающий меня офицер подтвердил мои умозаключения, когда, передавая мои документы председательствующему военной комиссии, иронично произнес: «Безнадежен. Глух как Бетховен».
Все тоже должностное лицо военно-морского флота, бегло взглянув на последнюю запись, произнесло то, что было для моих ушей алеем небесным: «Не повезло тебе парень, не проходишь ты для службы в подводном флоте – будешь служить в надводном флоте». Ага, ещё как повезло. Хотя душа ликовала, я, сделав правильный вывод после первого общения, и, помня про корабельную рынду, чтобы не расстраивать старого моремана, на груди которого красовался значок подводной лодки – сделал кислую и страдальческую физиономию, словно только что
