на солому, но не на ту нарвался. Марфа была старых устоев, могла и по морде дать, в чем и убедился зоотехник, но упорно пытался что-то изменить в их отношениях.
Перед приездом уполномоченных с проверкой, он нервничал, несмотря на то, что проверяющие были ему хорошо знакомы и они, худо-бедно, но ладили, он боялся, как бы Марфа не выдала его. Доказать трудно, что это он её подстрекал, да кто разбираться будет.
Так дожили до весны 1948 года.
В конце апреля, не чертыхаясь, не задыхаясь и не кашляя, ночью тихо умер Михаил. Председатель, втихаря, дал Марфе литр самогонки и разрешил взять горбыля на гроб. Два инвалида фронтовика, которые хорошо знали, как на войне легко сделаться героем, а в плену прямёхоньким путём попадаешь в предатели, не торопились, за день выкопали могилу и сколотили какой никакой гроб, скорее, просто ящик. На телеге, запряженной двумя быками, бывшего бойца красной армии, который честно воевал и ранения имел не в спину, а в грудь, бывшего предателя, который в своей жизни никого не предал, повезли на погост. За телегой шли Марфа и Ваня, он всхлипывал, ему жалко было деда Мишу, который всегда свой кусочек сахару отдавал ему и много рассказывал интересного. Марфа дома поплакала, а по дороге слезы кончились. Шла и думала, что главное для неё сейчас – успеть в кошару, там с вечера ягнёнок был плохой, здохнет – никому не достанется.
Два инвалида, бывшие храбрые фронтовики, с кладбища шли с песнями про Катюшу и про огонь в тесной печурке. Им было что вспоминать. Один из них, когда вернулись во двор, пустился в пляс, вместо одной ноги у него была деревяшка, он ходил по двору, топал деревянной ногой и кричал, что он, как и сосед Михаил, был сапером и миной оторвало ему ногу, но он всё равно спляшет за Михаила, потому как тот своё не доплясал. Марфа снова плакала и подливала саперу самогонки.
…В начале мая, совершенно неожиданно для Федора, приехал новый уполномоченный солидного вида, лет за сорок, весь ухоженный, в форме майора. С ним были два молодых солдата с автоматами и даже, с овчаркой, что было впервые. Форма на госте сидела ладно, как будто на нём же была сшита и отглажена. Орденские колодки, значок гвардии, по всему видно – боевой офицер. Он прошёл в помещение правления, ни на кого не глядя, но это было не так. Только очень внимательный человек мог видеть, как метнулся его взгляд, как он за пару секунд оценил, где он и кто его встречает. Солдаты остались на улице, слышно было, как они суетятся с собакой вокруг правления, видимо проводили разведку, осмотр подходов и отходов, всё по-фронтовому. Гость поставил тяжелый вещмешок и сразу повел себя так, что он сел, а хозяева – зоотехник с председателем, стояли навытяжку, как новобранцы. Не представляясь, он показал документ майора НКВД на имя Сивухина Степана Свельевича и не торопясь, но жестко доложил, что прежний уполномоченный по этому хозяйству месяц назад разоблачен как шпион нескольких иностранных разведок, срочно осужден и расстрелян. Его задача выявить на месте, как глубоки возможные связи шпиона. Зоотехник и председатель сели, потому что ноги резко ослабли
