на это ушло ещё минут сорок – Илья, наконец, увидел и сразу узнал родовое имение. Огород спускался от дома по откосу к реке и Илья, недолго думая, перемахнул через забор и пошёл напрямик. Света в доме не было. Ещё бы, подумал Илья, времени-то уж сколько. Часов у него не было. На чёрном небе светила луна, что и позволило сделать однозначный вывод – на дворе ночь. Где-то за домом залаяли собаки, и тут парнишка сообразил, что и здесь, у дома, его может поджидать зубастый ночной сторож. Невольно он пригнулся и припустил в обход забора.
Дед Павел почувствовал неладное, еще когда Илья только двинулся от реки к дому. Уж больно подозрительно вдруг все разом завыли и забрехали собаки. Деревня стояла на отшибе от больших дорог, но наличие рядом излучины Исьмы делало её довольно популярной среди рыбаков, охотников и туристов – байдарочников. Место было замечательное, и эта замечательность среднерусской природы наблюдалась именно со стороны дедова дома. Потому на берегу реки, сразу за забором внизу огорода, часто определялась ватага весёлых и крикливых мужчин и женщин, жаривших шашлыки, играющих в волейбол. Громкая музыка лилась из приёмников, пробивая серные пробки деда, и сводила его с ума. Бабка Матрёна только вздыхала и тайком передавала нежданным гостям то молочка, то хлебушка, а то и самогонку. По этому поводу у них с дедом был постоянный разлад, что обоим сильно не нравилось – всё-таки прожили вместе, Бог знает, сколько лет – но, что бабка не считала зазорным, а наоборот добрым и, что греха таить, прибыльным делом, дед категорически воспринимал как отказ от классовой борьбы и падение нравов. В войну дед был смершистом, таковым и остался на всю жизнь. Проработав после войны в Боровске в районном отделе ОГПУ и уйдя на пенсию в 60 лет, он продолжал проверять и перепроверять всех, с кем жил рядом, выявляя явных и потенциальных врагов советской власти, а случайных прибрежных постояльцев вообще готов был отстреливать по одному или всех разом и топить в реке.
Илье, когда он подошёл к двери, было невдомёк, что его уже отследили и поджидают. Дед действительно тайком от жены встал с постели и в исподнем затаился у двери, накинув задвижку для верности. Послышался сначала слабый, а затем всё более настойчивый стук.
– Кто там? – дед решил сразу общаться с пришельцем сурово, но от натуги поперхнулся и зашёлся надсадным кашлем застарелого курильщика.
Илье было жутко неудобно, так, без предупреждения, ломиться в дом, поэтому начал он говорить с дедом через дверь почти шёпотом.
– Дедушка, это я, Илья. Открой.
Дед зашёлся в кашле ещё пуще, не слыша, что ему говорит Илья и выговаривая в промежутке между приступами:
– Шляются тут… Иди отсюда, а то милицию…
За дверью что-то упало и покатилось. Илья, обалдевший от голода и холода, а теперь от страха, что дед упал и теперь ему никто не откроет, рыдая, перешёл на крик:
– Дее..д, пусти!
Краем глаза он вдруг обнаружил, что рядом с крыльцом стоит собачья будка и из неё вылезает
