щипцами пару ломтиков черного хлеба на салфетку…
– Ну… Чехова, Есенина… – морковный салат в блюдце помещается рядом со стаканом компота. Обед готов, получите, распишитесь.
– А Есенин тебе нравится поздний или ранний?
– Не знаю. «Черный человек» нравится, «Любовь хулигана»… а так названий я не помню.
Он легко подхватывает поднос и, несмотря на мои возражения, несет его в столовую.
Двигается он изящно и как-то царственно. Сказать смешно: непонятный детдомовский парнишка всего лишь несет столовский обед.
Пара мальчишек из приюта вытирали столы за только что поевшей малышней. К некоторым, особо неадаптивным, приходили учителя из ближайшей школы заниматься прямо в комнате приюта.
Дежурство. Еще один акт приобщения к трудовой дисциплине. Многие дети уходили из приюта только потому, что их заставляли убирать постель, следить за внешним видом, чистить зубы, убирать со стола посуду и подметать полы. Уходили, несмотря на явные (для нас) плюсы пребывания в приюте – тепло, всегда горячая вода, чистая постель, а главное – сытная еда и круглосуточное медицинское обслуживание. Переждав зимние холода и вылечив здесь хронические болячки – малокровие, тубик, венерические болезни – дети уходили по одному. Иногда летом комнаты пустовали наполовину.
Вот и сейчас два мальчика скрепя сердце подметали, мыли пол, бросая друг другу фразы на киргизском вперемешку с матерками.
Завидев моего провожатого с подносом и меня следом, они хрипло захихикали и что-то бросили ему, отчего он снова заулыбался.
Поставив поднос на только что вытертый и еще влажный столик, он развернулся к выходу.
– Приятного аппетита, – прошептал.
– Спасибо, – и так уже приятно, черт побери. – А, подожди, как тебя зовут?
Но мальчик уже скрылся за крутым поворотом дверного проема.
Как же удивительно, что он читает Булгакова. И какие бывают глаза у некоторых людей. Девушек с такими глазами восточные поэты называли «ботогоз»…
С удовольствием я впивалась в аккуратные квадратики мяса. Мальчишки закончили уборку и шумно ушли.
Я сидела
и мечтала
у открытого окна…
Мечтательное настроение мое прервала странная возня в кабинете соцработников. Кто-то плакал. Незнакомый женский голос чеканил:
– Прекрати ныть! Не плачь, мне же надо на работу. Я пойду, потом заберу тебя. Я же тебя не бросаю!
Плачет мальчик, всё громче и громче:
– Мама, мамочка, не бросай меня! Не уходиииии! – орет уже в полный голос.
Слышу голос соцработника Ханумы Аллоевны:
– Если будешь плакать, маму вообще не увидишь, а пойдешь в детский дом.
Ложка выскальзывает из моих рук и падает с глухим звуком в картошку.
Мальчик рыдает.
– Ну
