в его сторону, я сорвала с него бейсболку, а когда я почувствовала под ногами землю, бейсболка валялась уже за забором соседнего дома. Недолго ей довелось лететь – я размахнулась неудачно, все произошло молниеносно и для меня, – акробатика пригодилась мне первый раз в жизни.
Ошеломленные, они смотрели на меня и не двигались. Я подняла свою шапку, отряхнула ее и медленно пошла своей дорогой, и ни разу не обернулась, мне было вообще наплевать, что они там собираются делать. А топать мне было еще дай Боже.
Через пять минут я только вышла из города, следующие четверть часа я шла по дороге вдоль спального района, застроенного одними частными домами – это было унылое место в любое время года, затем мне нужно было пересечь трассу и войти в лес.
С переходом дорог у меня всегда были большие проблемы, это меня ожидало и сейчас. Все было замечательно, пока я шла вдоль домов: я шла, свободно размахивая руками, в одной руке – шапка, в другой – ничего, ветер трепал волосы во все стороны, то в одну, то в другую, несся с голых полей за домами, а я размахивала руками, не замечая ни ветра, ни шапки в руке и глотала тихие слезы, – никто меня больше не трогал.
Когда пришло время переходить трассу, на меня нашел панический страх: я могла переходить дорогу только тогда, когда вблизи не было ни одной машины, а они постоянно выныривали то с одной, то с другой стороны. Светофоров не было, перехода тоже. Когда машины не было, я не переходила, потому что она могла вынырнуть. Неожиданно. Я ждала, чтоб она сначала появилась, и тогда можно было б оценить обстановку. Я не любила неожиданностей. И вот машина, наконец, появлялась, а я стояла и думала, переходить мне дорогу или нет: с какой скоростью она, собственно, двигается, сколько времени ей понадобится, чтоб до меня доехать, едет ли она все время с одинаковой скоростью или нет, и кто, собственно, сидит там, за рулем? Старая бабулька, которая так едет, что я десять раз успею перебежать дорогу туда и обратно… Или какой-нибудь мачо на мерсе, который пронесется так, что у меня волосы встанут дыбом от ветра. Пока я так размышляла, выходило почти всегда, что я оказывалась на проезжей части в последнюю минуту, я делала два-три маленьких шага вперед, а потом те же самые шаги назад и снова ожидание.
Как я облегченно вздохнула, войдя в лес. Здесь никто не ездил, не визжали тормоза, никто не видел моего лица, здесь неподалеку стояла наша школа, которая, впрочем, была когда-то монастырем. От монастыря остались только стены: внутри все было теперь современным. Остались только акустика громадного здания и витражи в актовом зале. Солнце просвечивало сквозь них и окрашивало стены в голубой, зеленоватый и мягкий розовый цвет.
Мне казалось, что я в лесу одна, что могу сесть спокойно на пень и «подумать». Так называлось состояние тупого оцепенения, когда больше не знаешь, куда идешь и для чего. Сидя на этом пне, мне на мгновение показалось, что я потеряла нить… Нить мысли, нить событий…
