поступка и его очевидной бессмысленностью. Но всё-таки он, изредка, заходил к Николаю, который теперь почти постоянно сидел дома; эти визиты вызывали радость его друга, благодарность его родителей, и, обычно, омерзительное настроение и головную боль у самого Виктора.
Однажды, в один из таких визитов, Николай подсел вплотную к Виктору и, заговорщицки улыбаясь, прошептал:
«Знаешь, теперь, когда я спятил, я вижу, что люди совсем не такие, какими хотят казаться другим и себе. Они просто претворяются. Играют. Как в кино. А на самом деле – все их дела такие же, как в детстве, только в больших масштабах. Те же „я тебе значок, а ты мне монету“, только теперь это несколько важней, поскольку влияет на их жизнь теперь по-настоящему».
Виктор был очень удивлён, с какой разумностью это было сказано. У него даже появилась мысль, что Николай приходит в себя, становиться прежним. Вдруг Николай посмотрел ему прямо в глаза, что он теперь делал крайне редко, потом перевёл взгляд на окно и тихо сказал:
«Слушай, Вить, ты не приходи ко мне больше. Ты не обязан. Да и мне после этого херово. Ты такой здоровый, и я знаю, что ты очень умный, а я… – он посмотрел на свою искалеченную руку и криво усмехнулся. – Прикинь, я вчера из окна увидел Ритку. Помнишь, с длинной косой такая? Я с ней трахался в девятом и десятом. – Его тон становился возбуждённым. – Знаешь, какой она бабой стала?! У неё сейчас такие „буфера“! У меня аж „шляпа задымила“! Только без толку. Теперь мне уже никого не потрахать», – закончил он внезапно упавшим тоном.
После того разговора у Виктора осталось перемешанное ощущение. Первое составляющее – он получил, по сути, освобождение от обязанностей между бывшими (это – факт) друзьями, и теперь мог с внешне чистой совестью не морочиться «исполнением долга». Второе составляющее – подспудное чувство вины и досады, что он, будучи «таким здоровым и умным», может, хоть и не вольно, вселить в другого мысль о его собственной ущербности. И ещё – он же видел это просветление, когда Николай, практически стал прежним – здравомыслящим и складно говорящим; или это было… что? Показалось, потому что хотелось? А как хотелось бы…
Весь этот замес так и остался с Виктором навсегда. Он только преобразовался в несколько скрытую форму, когда через несколько недель Николай покончил с собой, спрыгнув с крыши своего дома. Несколько позже Виктору пришло в голову, что перед тем, как спрыгнуть, Николай стоял на том самом месте, с которого они в детстве с превосходством смотрели на разрешеченные окнами дома, в которых жили, входя и выходя, такие маленькие люди.
* * *
Сначала, письма, которыми обменивались (не часто) Виктор и Михаил Захарович, были, практически, никакими – что-то типа обзора произошедшего с ними или с их общими знакомыми. Но постепенно у них обоих накапливалось что-то, о чём хотелось поведать, высказаться. И их письма перестали быть вынужденными «писульками», превратившись в Письма.
