фарфоровой девочки, а он в её глазах съехал к пацану со старым велосипедом без
крыльев и со штаниной, закатанной до колена. Вот причина её постоянной взыскательности.
Любой свой вопрос, любую фразу она произносит так, словно он ей что-то заведомо должен, будто
он её несомненная карманная собственность. Её самолюбие не знает предела. А тот, кто слишком
88
любит себя, уже не способен любить других.
Конечно, жизнь ломать из-за этого пока что не стоит. Ведь Ирэн просто и близко не с кем
сравнить. Таких синих глаз, как у неё, ему уже не встретить никогда. Но сапоги или туфли снимать
с неё теперь тоже не стоит. «Самолюбие есть и у меня».
– А знаешь, – говорит Роман, продолжая лежать навзничь, – читая литературу по психологии, я
наткнулся на такую мысль, что причин любви всего две. Мы любим того, кто постоянно несёт нам
добро и кто постоянно нам интересен… Ну, что касается моего добра, то ты сама видишь, как я к
тебе отношусь. А вот что касается интереса… Видимо, я тебе не интересен… Тут-то, видимо, и
вопрос. Да… Но специально я ничего делать не буду. Не мил, так не мил…
Ирэн лежит, раздумывая над его словами. А ведь формула чувства, о которой он говорит, и в
самом деле верна. Если вспоминать все свои прошлые отношения, то в них и впрямь не хватало
или того, или другого. А как с Романом? Конечно, большего добра, чем от него, она не видела ни от
одного мужчины. Дай-то Бог, чтобы все мужчины так относились ко всем женщинам. А вот
интересен ли он? И тут, пожалуй, больше да, чем нет. Он пытливый, неожиданный, «сюрпризный».
Так в чём же тогда дело? Почему она любит его не так глубоко, как хотелось бы? Если бы в его
формулу какой-то ещё третий пункт… Конечно, Роман добрый, заботливый, внимательный, но
чего-то в нём всё-таки не хватает. Перца что ли, какого-то… Беспомощный он… Переживает, что не
может ничего стоящего сделать для семьи, что живёт на готовеньком, но ведь и в самом деле,
сделать-то не может. Конечно, ей надо сказать: «Да ладно, не забивай голову, я и сама на всём
готовеньком родительском живу. Всё со временем получится…» А вот почему-то не говорит. Как ни
странно, но он своим настроением, что способен на большее и её заразил…
На этой неопределённой подвешенности и заканчивается их ночной разговор.
От внезапного открытия нелюбви любимой женщины душа Романа со стоном проседает, как
скрипнувший надорванный мост, однако самолюбие, ущемлённое ещё боольшим самолюбием
жены, через какое-то время привыкает и к жизни на первом этаже. Любовь способна укротить ещё
и не такую гордыню. Да, Голубика холодна, да, она зовёт его лишь по фамилии, но она всё равно
остаётся лучшей, богиней. Тем более, что иногда её заносчивость и высокомерие
