пьёт до дна – вино, согретое под мышкой Серёги и откровенно отдающее спиртом,
мерзко. Стакан выпит, и выхода не остаётся: пора объясняться. Похоже, Серёга выжидает
специально. Если молчать дальше, то он может сказать: «Ну ладно, с моими-то всё понятно. А ты
69
чего молчишь? Сказать нечего?» Похоже, тяжёлое состояние друга не только из-за родичей… Что
ж, пора и начинать. Или ещё немного потянуть?
– А я вот теперь и сам пришёл с тобой поговорить, – сообщает вдруг Серёга и замолкает,
сглатывая комок в горле. – Меня ведь отец чуть не убил.
– Как это: «не убил»?! – ошарашенно спрашивает Роман. – За что?!
– Да я попросил, чтобы они вещи не пропивали. А он кричит: «А, так ты за наследством
приехал! Да ведь ты мне с этого наследства и на бутылку не дашь. Вот я и пропиваю то, что есть».
Я говорю: «Да не надо мне ничего, это вам надо-то». А он кинулся меня душить. Кричит: «Я тебя
породил, я тебя и убью». Какого-то Тараса Бульбу изображает. Озверел совсем. Ну и, в общем,
чуть на тот свет меня не отправил.
– Ну, а ты-то что? Не мог справиться с ним?
– А я как-то не особенно и сопротивлялся. Отец всё-таки. Мне даже интересно стало: неужели и
вправду задушит? Но ведь так не бывает. Тем более, ни за что. А потом у меня всё туманом
задёрнулось, и я отключился… Очнулся уже в доме бабки Тани. Ой, мне надо было с самого
сначала рассказывать… Короче, всё это происходило у нас в ограде. В первый же день. Я даже в
дом войти не успел. Только с остановки пришёл. Встретились с отцом у ворот. Он как раз кому-то
швейную машинку продал, и эту машинку выносили. А бабке Тане воду в бочку из водовозки
налили, она её вёдрами в дом перетаскивала. Ну, в общем, она всё это увидела из-за забора,
прибежала да моему батяне банным дюралевым ковшиком по башке раза два врезала. А потом
они меня с тёткой Наташей к себе перетащили. Бабка Таня говорит, мол, едва отводились с тобой.
Кинься он на меня в доме, то уж точно бы прикончил… Никто бы не помог. Ну что, посидел я в
соседях, очухался, да ладно, думаю, домой-то всё равно идти надо. Прихожу, а отец спит на
кровати. На голове такая шишка – смотреть жалко. А на диване в коридоре мама: тоже вдрызг. . А
ведь это он, гад, её споил. Помню, как зажимал за печкой да силой водку вливал… Сволочь!
Сначала силой, а потом она уже сама.
Серёга никогда не был красавцем, но теперь со своим большим красным носом, с толстыми
детскими губами и вовсе некрасив.
– Вот так-то, – тускло произносит он, – родной папанька чуть на тот свет не спровадил.
Встретил, называется…
– Ну ладно, Серёга, что уж теперь… – бормочет Роман, понимая, что говорит что-то не то,
чувствуя, что невысказанное раскаяние не позволяет
