сбросить… Торг возможен. Так что торопитесь, знатные вещи у нас долго не залеживаются!
Таких денег у Веры Ивановны не было.
– Позор, позор, какой позор! – обхватив голову руками, свирепо говорила она мужу, – мне теперь стыдно появляться на улице! Как я буду людям в глаза смотреть?! Эта пьянь поганая опустилась уже дальше некуда и позорит имя отца!
– Ты должна серьезно поговорить с братом, – сочувственно советовал ей муж.
Пару раз она пыталась сделать это. Но и в сквер на Гоголевском бульваре, и в сад Эрмитаж, где Вера Ивановна тайком от Карамана назначала Егору встречи, брат приезжал «под градусом», и серьезного разговора не получалось. Он тупо повторял слова о каких-то «тяжелых обстоятельствах» и «трудном материальном положении», но суть этих мутных аргументов не раскрывал. Впрочем, пару раз в его нетрезвых бреднях мелькнуло слово «штраф». Но Вера Ивановна не придала этому серьезного значения, зная давнюю привычку Егора к брехливому оправданию своего порока.
Пыталась она поговорить и с Караманом о кортике, но тот ускользал от ее прямых вопросов, как прыткая рыба из рук рыбака, и тоже напускал тумана на «трудное материальное положение» Егора. «Я тут человек посторонний, решение о продаже кортика не принимал, – ловкаческой скороговоркой отбивался он в телефонной трубке, – так что ваше желание растерзать меня несправедливо».
Так ничего и не добившись, Вера Ивановна поехала к своему старому знакомому – директору музея авиации старику Агальцеву, тому самому, которому пару лет назад бескорыстно передала кучу отцовских вещей. И все ему рассказала. Агальцев к ее вести отнесся с большим сомнением и пообещал лично проверить в «Антикваре» подлинность кортика маршала. Уже на следующий день он позвонил Вере Ивановне и сказал похоронным тоном:
– Я все проверил. К великому сожалению, это подлинник. Кортик образца 1945 года был принят в 1955 году для ношения маршалами, генералами и офицерами всех Вооруженных Сил… И вашему отцу…
Вера Ивановна не дала ему договорить:
– Извините, музей может выкупить кортик? Я готова выделить какую-то сумму…
Агальцев после долгой паузы ответил:
– Я постараюсь что-нибудь придумать.
И он придумал. Он бросил клич в Минобороны, в Главный штаб ВВС, в комитет ветеранов, в какой-то банк. И кортик был выкуплен вскладчину. Его поместили на стенд музея, рядом с другими личными вещами маршала авиации Кородубова.
Но предприимчивый дружок Егора Ивановича с его нетрезвого позволения продолжал потихоньку распродавать вещи маршала российским и зарубежным коллекционерам редких раритетов. Немалую часть вырученных денег он прикарманивал, а остальное шло на кутежи с увядающими, но молодящимися бабами, которых Яков частенько приводил в квартиру Кородубова. Одна из них, – Полина Федоровна, бездарная пятидесятилетняя актриса театра железнодорожников, так влюбила в себя Егора Ивановича, что Караман даже запаниковал. Она все чаще
