маршала к его могиле на Новодевичьем кладбище чтобы возложить цветы, обратили внимание на непрезентабельный вид Егора Ивановича: сильно помятый и засаленный черный костюм, старые и пыльные туфли, грязный ободок на воротнике давно нестиранной белой рубашки. Опущенность этого человека выдавало и лицо – желтое, как свечной парафин, не по годам морщинистое, с большими, грубо припудренными «мешками» под глазами.
– Как постарел, как постарел Егор, да и болеет, видать, – негромко и со вздохом сказал кто-то сердобольный в толпе, стоявшей вокруг роскошной могилы маршала.
– Ага, болеет, – так же негромко откликнулся насмешливый женский голос, – алкоголизмом эта болезнь называется…
– Чччшшшш… господа-товарищи, – тут же суровым скрипучим басом пресек этот разговор седой авиационный генерал с жирными желтыми звездами на погонах, – имейте же советь хоть на кладбище не склочничать!
Когда услужливо суетившийся вокруг Кородубова холеный человек со слащавой официантской прытью стал раздавать скорбному народу белые пластмассовые стаканчики и наливать в них поминальный коньяк, рука Егора Ивановича дрожала так, словно его била лихорадка. К тому же было замечено, что на кладбище он приехал уже в заметном подпитии. Многие из тех, кто подходил к Кородубову с формальными словами соболезнования и ритуального восхищения судьбой его отца, втайне были шокированы тем, что Егор Иванович весело чокался с ними пластмассовыми стаканчиками, слово все это происходило не у мрачной мраморной надгробной плиты, а где-нибудь на загородном пикнике.
После смерти родителей (мать умерла через два года после кончины отца) Егор Иванович по договоренности с сестрой Верой продал огромную родительскую квартиру на Кутузовском проспекте. А вырученные деньги были поделены пополам. На них дети покойного маршала купили себе новое жилье в разных районах Москвы.
Вера Ивановна неохотно и холодно общалась с братом после несправедливой, на ее взгляд, дележки вещей, некогда принадлежавших отцу. Больше всего ее возмущало, что Егор забрал себе маршальский мундир Ивана Пантелеевича со всеми его Золотыми Звездами Героя Советского Союза и дюжиной орденов. Она предлагала брату во избежание недоразумений и обид сдать мундир вместе со всеми регалиями в музей, но давно прилипший к Егору дружок Яков Караман подговорил его не делать этого. Ей достался фронтовой летный шлем отца, его полевая сумка, часы, белые парадные перчатки да потрепанная рукопись книги, которую Иван Пантелеевич так и не успел окончить. Все это Вера Ивановна вскоре передала в музей авиации.
А маршальский мундир пылился в шкафу прихожей новой квартиры Егора Ивановича, над свалкой пустых бутылок из-под водки и коньяка. Затесавшийся в лучшие друзья Кородубова-младшего Яков Караман тоже любил выпить, но знал меру и был себе на уме. Этот модно одетый и хитроглазый мужчина с дипломом врача-венеролога называл себя то военным историком, то писателем, то антикваром, то патриотом.
Он каким-то ловким образом влез в доверие Егора Ивановича
