времен, а тогда – и подавно. Внешние и внутренние катаклизмы, словно приступы эпилепсии, грозили разорвать страну, задушить конвульсиями, и специальные структуры были призваны железным армейским кулаком и ледяной расчетливостью интеллекта если не прервать болезнь, то, по крайней мере, заставить больную страну очувствоваться. Постепенно Алексей Орлов сделался непосредственным исполнителем, а затем и практическим координатором каждого наиболее значительного мероприятия. Он один выносил такую нагрузку, какая, может быть, обычно распределялась на целый отряд закаленных авиадиспетчеров. При этом ему приходилось лично садиться за штурвал вертолета, истребителя, двигать рычагами танка и бэтээра, а затем спускаться в глубокий бункер и колдовать над ракетным пультом. Он проводил сложнейшие, суперзатратные операции то в Афганистане, то в Югославии, то в приграничных регионах державы, то в самом ее сердце, – в совершенстве постигнув организацию партизанских движений, тактику диверсионных групп, кинжальные броски регулярных спецчастей, режиссуру устрашающих спектаклей и демонстраций военной мощи, региональных и широкомасштабных гражданских волнений, путчей и государственных переворотов. Из года в год прибывали звезды на его погонах и высокие правительственные награды, каждая из которых была не пустым знаком формальной выслуги лет или какого—нибудь дворцового юбилея, – за каждой стояло успешное решение конкретной боевой задачи, а значит, и потоки огня, вихри пепла и, может быть, многая кровь.
В момент проведения той или иной операции в его распоряжении сосредотачивались чрезвычайные полномочия и власть, которые все чаще передоверялись именно ему – ему, который был способен оправдать любое доверие и являлся воплощением государственной воли. А он лишь спокойно и осознанно оттачивал свой профессионализм, как будто еще с тех давних детских времен доказывая и себе и другим, что способен сделаться самым нужным и полезным членом общества и вообще всячески полноценным человеком, – вопреки присутствующим у него, как кому—то могло показаться, антиобщественным задаткам и наклонностям.
16
Впрочем, как ни спокоен и как ни уверен был в себе блестящий элитный офицер Алексей Орлов, как ни славился своей уникальной психической устойчивостью, те, кто использовал его, распорядились усилить группу его персональных опекунов – психологов—аналитиков.
Человек, которому вручалась такая власть, должен был находиться под тщательнейшим контролем… И даже не из—за вероятности того, что злоупотребит властью, а главным образом, для того, чтобы можно было вовремя среагировать, если вдруг его душевное равновесие, а следовательно, и профессиональный тонус окажутся под угрозой, – например, под воздействием каких—то личных обстоятельств…
Увы, в случае с Алексеем Орловым такая предусмотрительность оказалась совсем не лишней.
17
