умыкнул признательные листы Шакловитого, чтобы заранее их прочесть и вырвать все то, что клонило бы ко вреду Васьки Голицына.
Ранним утром один из друзей-собутыльников князя поспешил к нему.
– Вставай, вставай, Борис Алексеевич,– тормошил он крепко спящего князя.
– В чем дело?– недовольно спросил князь, проснувшись.– Ты что, по шее захотел? Кто тебе разрешил тревожить мой сон? Я в два часа ночи заснул.
– Беда, беда,– закричал приятель.– Вставай немедля, ежели не хочешь, чтобы за тобой пришли с оружием.
– Что такое?– серьезно всполошился князь, поднимаясь с постели и свесив ноги.
– Бояре пожаловались царю, что ты задержал листы Шакловитого, чтобы вымарать все, что касаемо Василия Голицына.
– Да ты что?– вскричал Борис, вскакивая на ноги.– Вот сучьи дети. Так и ждут моих оплошек.
Голицын по-настоящему засуетился, наскоро оделся, схватил бумаги и помчал к царю. Тот давно уже был на ногах и не в духе.
Написал Шакловитый? – с напускной грозой в голосе спросил Петруша, еще не умеющий спрашивать совсем грозно.
– Так точно, государь, – отрапортовал князь, поняв, что приятельского разговору не будет.
– Ты зачем не подал бумаги сразу? – последовал грозный вопрос.
– Уж полночь была, ваше величество, – с полной уважительностью, не замечаемой за ним ранее, ответил Голицын. – Как я мог лезть в опочивальню, где вы с женой?
– Где бумаги?– Петруша требовательно протянул руку.
– Вот они все,– князь услужливо подал листы.
Царь один за другим пересчитал листы.
– Девять было?
– Так точно, государь. Девять.
Петр заново пересмотрел все листы поочередно. Все они были написаны одной рукой – рукой Шакловитого.
– А сие что? Замарано.
– Сам Федька замарал, но можно прочесть.
– Ладно, – с видимым облегчением сказал царь. – Тут ко мне приходила целая кумпания. Жаловалась на тебя, что хочешь выгородить братца. Так сие?
– Нет, ваше высочество, совсем не так,– уже уверенно сказал Борис Алексеевич.– Всем знано, какие у меня отношения с братом. Он зачем-то думает, что ежели его отец украл у моего отца наследство, то можно задирать нос и считать себя покровителем всех Голицыных. А я не хотел и не хочу ходить у него в подмастерьях, сам всего добивался, никому не смотрел в руку. И теперь ежели он виноват, то пусть отвечает сам, я за него не в ответе.
– Ладно, – спокойнее сказал Петруша, видимо, согласный с доводами князя. – Читал, что пишет сей шельма?
– Поздно было, утомился. Пробежал глазами – ничего особенного.
– В том-то и дело, что ничего особенного, – ответил царь, внимательно читая листы. – Надобно опять пытать.
– Хлипкий больно. Вчера отливали,
