они и меня записывают в други Федьки Шакловитого? – Петр выждал время и продолжал:– я усердно прочитал сознание Федьки и нахожу его правдивым и толковым. Делать вторую пытку – токмо гневить народ да придавать чести Федьке: мол, крепится, ничего не говорит. Допрашивать его – сие означает, что о заговоре мы так ничего и не узнали. Вы того хотите? – Чувствовалось, что Петруша говорит с чужих уст. Видно, Борис Алексеевич успел ему нашептать нужные мысли.
– Мы так глубокомысленно не думали, – под тяжелым взглядом царя сказал Нарышкин.
– Скажи боярам, что не гоже им мешаться в сие дело. Их никто сюда не приглашал, и двери отсюда всегда открыты для всех, кому здесь не нравится.
Лев Кириллович выслушал царя, уныло понурив голову, понимая, что бояре теперь будут к нему относиться с меньшим почетом. Зато Петруша закончил совет с легким сердцем.
– Не пора ли нам отдать дань Бахусу? – спросил он князя, похлопав того по плечу и давая понять, что деловая часть закончилась, и царь на него не сердится.
– Зело не помешало бы,– с удовольствием ответил Голицын, радуясь в душе, что все так хорошо для него прошло. И Петруша явно повеселел. Государственные обязанности все еще были для него тяжелой обузой. В семнадцать лет разве могут быть причины для долгого уныния? А здесь только и знай стоять церковные службы с постным лицом, да читать молитвы, да ходить крестным ходом с тяжелыми иконами.
Глава сорок девятая. Переворот удался.
Вместе с Гордоном в монастырь пришел и Лефорт. Как-то встретив на монастырском дворе старого знакомого, Петруша несказанно обрадовался: хоть одна легкая душа среди унылого царства. Жизнь приобретала светлые черты. Сразу же вместе с расторопным Сашкой Меншиковым соорудили добрячую попойку по поводу встречи, благо вина и настоек в монастырских подвалах было предостаточно.
Потом к ним присоединился Борис Алексеевич. Пили вино и пиво, беседовали. Франц рассказывал смешные истории, ранее слыханные и новые, сам расспрашивал о новостях. От вина все хмелели медленно. Петр, пошептался с архимандритом, и на столе отныне появлялась хорошего качества водка. Собрания пошли еще веселей, еще дружней. Стали приглашать Никиту Зотова, который тоже знал множество занятных историй из жизни великих мира сего, а также массу дворцовых сплетен и пересудов, к чему Петр всегда имел большое влечение. Он сожалел, что нельзя собирать «собор», но обещал его возобновить, как только покинут монастырь. Матушка и жена- царица снова ушли на второй план.
Безвылазно пить тоже не будешь. Дабы скоротать время, Петруша ходил в кузню, где раздевался до поясу и отводил свою молодецкую душу работой с молотом. Те, кто видел его могучий торс – а ходили смотреть многие – проникались трепетом и преклонением перед божественным совершенством богатырского молодого тела. Петр, играючи, орудовал самым тяжелым молотом, особенно перед публикой, которая то открыто, то исподтишка наблюдала за царской работой.
Но
