высоко. Юный Иван Иванович, пригревшись, подложив провиантную сумку под голову, мирно похрапывал. Глеб Иванович же начинал, видимо, нервничать и переваливался с боку на бок.
Чтобы избавить нас от необходимости всматриваться в поплавок, Сергей Сергеич решил внести рационализацию в процесс ловли. Он повесил нам на леску маленькие колокольчики.
– Как, значит, рыба клюнет, дернет, так и известит вас о своем прибытии. Извольте, мол, господа, вытаскивайте меня. А пока что можно посидеть, побеседовать… Жалко, что вы вот стопочку с собой не прихватили. А как было бы премило, одно удовольствие.
Еще повалялись с полчаса. Ни окунь, ни лещ нам не позвонили. Я уже тоже начал подумывать, что со стопочками мы дали маху.
Глеб Иванович, наконец, встал, закурил новую папиросу, осмотрелся по сторонам, поднял какой-то булыжник и с размаху бросил в свой уловистый омуток.
– Что вы, что вы, Глеб Иванович? – кинулся к нему учитель.
– Вернейший способ, – невозмутимо ответил Успенский. – Надо рыбу-то разбудить… Она где-нибудь там на дне. Вот она и проснется. Мы можем заняться своим делом, а удочки оставить до вечера. Очувствуется рыба, захочет есть и заглотнет червячка. Тут ей и конец…
На этом ловля закончилась. Учитель обескураженно смотал удочки и засеменил в одну сторону. Иван Иванович с дровами и кастрюлей – в другую, а мы с провиантной сумочкой, не сговариваясь, пошли смотреть господский дом.
Глеб Иванович не унывал. Мне кажется, что настроение у него даже поднялось.
Путь наш лежал к приветливому березнячку, в котором просматривалось крыльцо кабака. Сумочка с провиантом оказалась нам кстати.
5
Пока закусывали в кабаке, Глеб Иванович рассказывал историю господского дома, которую он узнал за длительное пребывание на даче. Рассказывал не стесняясь в выражениях и увязывая смену владельцев дома с событиями русской жизни вообще, со сменой разных формаций бар и господ: от барина колобродящего и капризничающего до барина пожирающего и гуманничающего и современного немецкого кулака Клейна, при котором только и стал барский дом заслуживать в глазах крестьянина внимание и даже уважение. Я, конечно, слабо верил в то, что писатель был лично знаком со всеми владельцами дома или получил информацию от старожилов. Фантазия Глеба разыгрывалась прямо на глазах, создавая живые и типичные сцены барской жизни и барских характеров, которые, помня про наш вчерашний разговор, он соотносил с психологическим и бытовым наследием Растеряева царства.
– Ох, живуче оно, Иван Силыч, и даже, думаю, неискоренимо, – приговаривал он со вздохом.
Успенский обладал колоссальным даром убеждения за счет артистически живого воспроизведения сцен и диалогов, как будто только что взятых из непосредственной жизни. Первый барин – колобродящий и капризничающий – только и был настоящим барином, формация которого еще продолжалась некоторое время и после отмены крепостного права. Он был владельцем не только дома, но и всех угодий, земель, лесов, речонок и
