отодвинулся, и я увидела на деревянных досках птицу. Её довольно большое для вороны черное тело трепыхалось в предсмертных судорогах, а клюв, то и дело открывался, пытаясь вдохнуть воздух, но по виду птица эта давно уже была мертва. Местами лысая, с дырками в разлагающемся тельце. Кожи на её голове не наблюдалось вовсе, но она всё равно подёргивала лапками, в тщетных попытках приподняться.
– Ты чувствуешь запах? – спросила я мальчика.
Должно было пахнуть гнилью или кровью, или затхлостью от пыльного чердака, но пахло землёй. Свежим влажным черноземом, который бывает на кладбищах – только и успела подумать я, ведь я совсем недавно вдыхала в себя подобный воздух.
– Отойди! – крикнула я мальчонке, но покрытая землёй рука уже схватила его за ступню.
Она появилась из темноты угла, из-под вороха скиданных тряпок. Она подстерегала его. Не хотела спугнуть. Мне даже в голову не пришло, что это за рука, как она могла оказаться на чердаке и где к чертям собачьим остальное тело? Но рука вцепилась в мальчика крепко, и принялась тянуть его в темноту образовавшегося за ней провала. Он заверещал так сильно, словно впервые в жизни испытал страх. Не могу сказать, почему кинулась на помощь, но бросила коробку на пол и схватилась за ржавый топор, что принесла вместе с гвоздодёром, просто на всякий случай, и принялась рубить ту руку, со всей возможной силой. Что-то в том тёмном углу сначала чавкнуло, а потом охнуло, когда отсечённая по локоть конечность упала на пол.
– Оставь её! – строго приказала я пацану, – Быстро с чердака. Мы и так тут задержались.
Когда мы кое-как спустились, мальчонку потряхивало от нескончаемых конвульсий, как будто что-то поселилось внутри него и терзало, не находя выхода наружу. Я глядела на подёргивающегося юнца и представляла тысячи бабочек, исчезнувших из своих деревянных рамок, а затем превратившихся в пыль.
Теперь они внутри него – почему-то думала я. Несмотря на всю абсурдность подобного предположения, я, почему-то верила, что это не так уж и далеко от истины. Верила, потому как, в рамочки они так и не вернулись. Я даже на всякий случай сфотографировала их, пустые прямоугольники, висящие вдоль стен. Был момент, когда я подумала, что неплохо было бы вообще поснимать их, и сжечь прямо посреди гостиной, устроив из них большой пылающий костёр, в котором сгорела бы и я, но я так и не решилась.
Всё чаще до меня доносилось его приглушённое бормотание и непрекращающийся стук зубов. Кажется, он замерзал, но это вовсе не мешало ему действовать мне на нервы, пока я изучала бабкины тетрадки, в которых, впрочем, не было ничего интересного. Лишь описания трав, фаз луны и естественно, насекомых обитающих в округе. Пока мне не попался ни один ритуал. Вообще ничего важного, что могло бы мне помочь. Но тетрадей в коробке оставалось ещё много. Рано опускать руки.
– Два утёнка. Два. К водной глади спешат. Точно глади? Почему
