они, и потому, я не заморачиваясь пошла прямо по ним, слушая, как они хрустят под моими ногами.
– Тебе их не жалко? – спросил меня мальчонка, прежде чем я остановилась напротив него.
– Честно? Я никогда не испытывала нежных чувств к насекомым. Даже к таким вроде бы красивым, как эти. – Ответила я и протянула к нему руку. Она прошла сквозь его изуродованное лицо, и коснулась стены, из чего следовало, что он либо призрак, просто бесплотный дух, либо его не существует в действительности. Что хуже, я и сама не знала.
– Ты удовлетворилась?
Я кивнула, не зная, как реагировать. Ведь я видела его. Не могла прикоснутся, но ведь видела. Он не был сном или иллюзией, тогда, чем же он был?
– Тогда и ты выполни для меня одну маленькую просьбу. Принеси ко мне кролика, того самого, что ты видела тогда в беседке. Жуткого одноглазого кролика, похожего на меня. Он лежит в кладовке, в клетке с проржавевшими прутьями, в которой вы когда-то держали птиц. Хочу, чтобы ты принесла мне его. Он мне очень нужен.
Вы держали? – я чуть не рассмеялась. То был бы истеричный смех, но я сдержалась.
– Я держала. Пыталась держать.
– Почему?
– Сначала расскажи мне, что не так с этим кроликом.
Мальчик вдруг поник. Опустил голову и принялся рассказывать тихо, словно боялся, что его кто-то услышит. Во время того рассказа он был ребёнком, не мужчиной.
– Она всегда включала музыку. Весёлую музыку, но она, как правило, заканчивалась печально для меня. Я грустил. И она грустила. Не знаю, зачем она так делала. Не помню, что за песня, но если напоёшь, то я узнаю. Затем она усаживала нас обоих, и меня и кролика, у стола. Всё уже лежало на нём дымилось и пахло. Она всегда говорила, что вкусно готовит, но мне не нравилась её еда. Никогда не нравилась.
Затем она кормила кролика, поднося к его вечно закрытому рту и носу ложку с едой, и спрашивала, что говорит мне кролик. Он сопротивлялся ей, как и я. Я отвечал ей, что кролику ненавистна её стряпня, и она начинала кричать и плеваться. Если я и хотел есть до этого, то после, уже точно нет. Я знал, что если она принялась бить моего кролика и разрывать ему живот, запихивая дымящуюся пищу, то вскоре она сделает это и со мной. Всякий раз я пытался спрятаться и убежать от неё, но она всегда находила меня, и в конце концов начала привязывать мои руки к стулу. И я терпел. Всегда терпел. Давился. Не мог обидеть или убежать. Но она никак не могла приготовить мне то, что я люблю. А потом она выдернула кролику глаза. Возможно, она хотела бы выдернуть их и мне, но этого почему-то не случилось… – мальчик теперь трясся от дрожи и ковырял свою полу оторванную руку. Он буквально захлёбывался эмоциями, но рассказ не прервал, – Я спрятал его наверху. Закидал мешками и старой одеждой. Думал, если она не сможет причинять вред ему, то не сможет сделать больно и мне. Но она всё равно делала, хоть и не смогла отыскать тогда игрушку. Он был другом мне, и я вытащил его
