столичные форты на прочность, как, впрочем, и саму столицу.
– Ненавижу собак, – пробормотал Гэвин. – Будь моя воля, всех бы порешил.
Скрестив руки, он стоял на крыльце одноэтажного дома, мало походящего на богатые дома Безымянной площади. Выкрашенные в белый цвет стены резко контрастировали с красной черепичной крышей и зелеными оконными рамами, а витражная дверь и вовсе смотрелась нелепо.
– И чем они тебе не угодили? – спросил Калум.
– А я разве не говорил, что со мной приключилось на той неделе?
– Как же не говорил, говорил, – ответил Калум, обнажив в улыбке стройный ряд белых, как жемчуг, зубов.
– Чего зубы скалишь!? – вскипел Гэвин, сжав кулаки.
Раздувая ноздри, точно бешеный бык, готовый ринуться в бой, он смотрел на Калума безумным взглядом. Калум же, напротив, не выказывал ни толики беспокойства.
– Как же не скалить, когда твое воображение подобно Бескрайнему морю22, не знающему берегов?!
– О чем ты говоришь?
– О, Боги! – воскликнул Калум, запрокинув голову. – Воистину люди говорят, нет Бога в голове, нет места и разуму!
– Я тебя не понимаю, говори яснее!
Голос Гэвина дрогнул, как содрогается грудь воина, вкладывающего вес тела в удар меча. Проводив взглядом падающую звезду, Калум склонил голову и ухмыльнулся в лицо Гэвину, продолжая испытывать судьбу.
– Помнится, в первый раз ты говорил о двух собаках, накинувшихся на тебя посреди ночи. Затем ты брякнул о восьми собаках, и, боюсь, мой друг, сейчас я услышу рассказ про то, как ты задал жару дюжине собак, а то и того больше.
Не найдясь, что ответить, Гэвин отвел взгляд в сторону, будто согласившись с этими доводами. Собачья перебранка прекратилась, уступив место крикам, доносящимся из таверн и борделей. Ночная жизнь в Миддланде вступала в свои права. Вонь, стоявшая над городом весь день, под напором западного ветра стремительно отступала на юг, уступая место ночной прохладе.
– Ты случаем не знаешь, зачем нас призвали? – спросил Калум, прервав затянувшуюся паузу.
– А что, сам не догадываешься? – парировал Гэвин.
– Нет.
– Значит, узнаешь, осталось…
Сдавленный крик, раздавшийся в доме, прервал Гэвина на полуслове. Затем послышались приглушенные голоса, скрип половиц и легкие шаги. Дверь скрипнула и открылась наружу в тот самый миг, когда мимо них стрелой пронеслась ночная птица.
– Держите, Калум, – раздался женский голос.
Из дверного проема появились тонкие изящные руки, держащие сверток из серого одеяла.
– Мне? – удивился Калум, оторвавшись от стены.
– Это пожелание миледи, – сказала женщина. – До третьих петухов вы должны вернуться в замок, вам все ясно?
Переглянувшись
Бескрайнее море – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.
