зубы рассыпались белыми шариками фонарей, пузырь взорвался, я оказалась на свободе. Передо мной темное кирпичное здание. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж.
Огромное пространство, зал с лепниной и семь комнат, захватили молодые питерские художники.
Барельефы. Пухлые ангелы грустят, что прикованы к углам. Стонет дубовый паркет, ловко танцуют три расхлябанных парня. Череда строгих юношей стоит у окна, разговаривают об искусстве, слышны слова: дискурс, Малевич, Берлин. На стенах – дикие картины, холст, масло. Бродит прикольный народ и пара питерских гуру: Гурьянов в белом костюме, он живет в соседней комнате, и приветливый, скромный Тимур Новиков в неизменной оранжевой рубахе. И, конечно, отряд американцев, пожарники из Цинциннати, для них и устроена арт-вечеринка. Они принесли колбасу, виски и «Мальборо». Я перевожу дыхание. Звучат ударные ритмы. Новая музыка захватывает тело.
Я пляшу восемь часов подряд, наблюдая за кончиками ногтей. Сквозь них разгуливают всполохи света. Я уверена, что занята важным делом. Пронзительные лучи стробоскопа, остро цепляясь за голые плечи, проникают в организм. Оседают особой энергией, которая пригодится в будущем.
Кто-то показывает мне самую счастливую пару Питера – улыбчивую Алису и сурового Виктора, они стоят обнявшись. Бледны и красивы. Инфернальны. Романтика не покидала Питер со дня основания города ни на минуту. Про них я услышала еще раз лет через десять, когда Алиса ушла в Зазеркалье, заболев раком, а Виктор ушел в монастырь.
Не знаю, сколько времени было, когда я выбралась из опустевшего «Танцпола». Молочная сетка накрыла небо, и, оказавшись на улице, я тут же зажмурилась, меня захватила щекотка, смешанная с испугом. Когда я осторожно расцепила ресницы, передо мной оказалась река. Я сразу ее узнала по зыбкой ширине силуэта.
Фонтанка. Но район незнакомый. Где я? Внутри легких застревает холодная горошина.
Месяц растворяется за углом. Я стою одна, на Фонтанке за Московским. Ни мрачного Германа «три карты», ни шприцов «черной богемы». Жутких стонов из «желтого дома» не слышно. Здания напротив облезлые, но никаких козлоногих. Я смотрю на окна «Танцпола» – всполохи света мигают, накопление жизненных сил продолжается. Не вернуться ли мне туда?
На улице пустынно и тихо, свет поглощает туман и «Фонтанка за Московским» стелется у меня под ногами. Я покорю ее шаг за шагом, ступая по неровному асфальту. Дохожу до излома Крюкова канала. Там одиноко валяется потрепанный детский журнал. Кусок заглавного листа оторван, но по знакомому начертанию «Р» я восстанавливаю надпись «Мурзилка».
Начинается новый день, и надо идти вперед.
Сессун
Я сидела в парикмахерской, «салонами» они тогда еще не назывались. Комната в цокольном этаже многоквартирного дома – чистая и просторная. Свежевыкрашенные розовые стены с плакатами группы «Комбинация»
