плюхнулась внушительным задом между Мариголь и Мишаней.
– Ты к чему девку склоняешь, – и погрозила грязным кулаком, – да ты посмотри на нее, какая из нее шлюха? Она как дите малое, убогая и дикая.
Мишаня шмыгнул носом, поднялся:
– Ну как знаешь… но что б занятие себе нашла, никто тебя здесь бесплатно кормить не будет. Осмотришься день-два и в дело.
К закутку подошли двое мужчин, расстелили газету, вывалили жестяные банки, буханки черного хлеба, бутылки с бесцветной жидкостью и три жаренных, дымящихся курицы. Вся компания сгрудилась вокруг еды.
– Поближе садись, – позвала Люсек Мариголь, – у Юрца днюха. Выставляется!
Мариголь отломила дурно пахнущую куриную ножку и молниеносно проглотила, только сейчас поняв насколько голодна. Перед ней поставили жестяную банку с крошечными рыбками, плескавшимися в кровавом соусе, отломили кусок хлеба, налили в белый стаканчик прозрачной вонючей жидкости.
Она выбралась из шумного круга, села поодаль. Краюхой хлеба подцепляла плавающих в соусе рыбок. Спросила воды, ей передали большую бутылку с шипящим странным напитком, цвета мочи. На бутылке был нарисован улыбающийся веселый человечек в колпачке, с длинным носом, держащий в руке большой золотой ключик. Наверное, циркач, подумала Мариголь и глотнула. И фыркнув, зажмурилась; сотни маленьких иголок впились в небо, язык, ежиком прокатились по горлу. Отставила бутылку в сторону, не понимая, как можно пить эту колючую воду.
Люди в кругу шумели, дымили белыми палочками.
Опустился вечер. Время от времени раздавались странные гудки и металлический женский голос, усиленный в сотни раз, рассказывал о каких-то поездах, отправлениях и посадках.
На Мариголь нахлынула невыносимая, выкручивающая тоска. Все происходящее казалось сном. Если бы это действительно был сон, принесенный Черлом, который похитил сновидение у заночевавшего на лесной дороге, сошедшего с ума, странствующего сказочника. Сейчас она откроет глаза, окажется в своей уютной спаленке, накинет шаль, быстро спуститься в подвал, и выберет самую дорогую бутылку вина, приберегаемую для гостей. Накроет стол, выпьет бокал выдержанного терпкого вина, и смоет, наконец, этот привидевшийся кошмар.
Она чувствовала себя в тупике, в полной растерянности. Словно бы нити бытия выскользнули у нее из рук. Она не понимала, по каким законам живет этот неведомый мир, не в состоянии была представить, как существовать в незнакомом, враждебном пространстве.
Пировавшие бродяги потихоньку расползались по углам, в качестве постели им служили сплющенные картонные коробки. Они укрывались куртками, пиджаками, обшарпанными одеялами, взятыми из огромного баула.
Люсек, прижавшись к бормочущему во сне Мишане, громко похрапывала. Двое мужчин еще сидели, передавая друг другу бутылку, порыгивая, еле ворочая языками.
Мариголь нашла картонку, отползла в самый дальний
