в тот последний миг, когда Уоллас смел верить, будто у него может быть доброе будущее.
На заднем дворе перед дровницей стоят Им и хья, понуро комкающий в руках заношенную шапку и вылизанную дочиста миску, – батраков недавно кормили. Рвано остриженные грязные волосы хья забавно вихрятся, слишком короткие по сравнению с тем, как пристало носить светлым эльфам. Уоллас давно смекнул, что это значит: хья раб, так же, как все оболваненные батраки.
Те возятся рядом с большими котлами, выскребают песком. Батраков чужая беседа не интересует, да и Уолласа, в общем-то, тоже. Им говорит на лунном языке, который Уоллас по-прежнему не понимает. От слов хозяина хья опускает голову, точно нашкодивший пес поджав открытые уши. Трактирщик не Черенок, он никогда не орет на прислугу. Но от его тона почему-то даже Уолласу страшно. Весь как-то сжавшись, хья даже не пытается объясниться.
Уоллас без интереса смотрит на подпорченное свежим побоем лицо и холодеет от внезапного узнавания. Выражением оно точь-в-точь морда Друга.
С кислым видом беспредельной усталости Им вздыхает, обеими руками оттягивает назад со лба пряди, отбирает у парня тарелку и с оттяжкой бьет посудиной по голове. Пытаясь прикрыться, хья теряет равновесие, костыль его не удерживает, раненая нога подламывается, и калека валится в грязь. Все с тем же унынием трактирщик несколько раз пинает скорчившегося в попытке прикрыться невольника, затем отшвыривает тарелку и оборачивается к Уолласу.
Заглядевшиеся на сцену батраки поспешно возвращаются к своим делам. В этот раз с искренним рвением.
– Кайсе, Олас, почему один ты здесь работаешь!? – Выплевывает Им. Лицо его кажется старым, словно за день эльф набросил пару десятков годов.
Позади трактирщика, всхлипывая, ворочается в грязи хья. По виску через щеку на шею ползет теплая ленточка крови, заставляя брюхо голодно сжаться. Принудив себя отвернуться, Уоллас кивает на эту вроде бы похвалу.
– Может, ему зубы выдрать? Ходит с клыками, мерзавец… – Вслух рассуждает трактирщик, видимо, не заметив, что продолжает говорить на всеобщем. Вид у него озабоченный, совсем как у хозяина, рассуждающего, когда лучше скотину клеймить. Затем эльф поднимает глаза. – Олас, у хмырей тебя ожидает Малена.
3
Он не думал, что ожидание встречи окажется настолько мучительным. Уоллас с трудом доносит себя до собственной халабуды. Ноги оскальзываются, месят глину, не слушаются. В груди все стучит, и от волнения муторно так, что, кажется, вывернет прямо на землю.
Ему приходится остановиться и переждать дурноту. Уоллас опирается о бревна свинарника, делает несколько вздохов и выдохов, но голова все равно идет кругом, а сердце слишком дробно стучит.
Что он чувствует? Чего ждет? Или боится? Сам не может сказать…
Еще издали Уоллас слышит бешеный гвалт. Магда устроился на чурбане рядом с жилищем хмырей. Его не тревожит, что те беснуются, грохочут цепями, заходясь
