за неверность! В Сибирь их! В Петропавловскую крепость! В кандалы! И кнутом!
– О-о-о, княгинюшка, чего захотела! Чтобы опустел наш Санкт-Петербург? Как после чумы, холеры или пожара жуткого? Посмотрите вокруг себя – всюду сплошь фавориты и фаворитки! Прислушайтесь – фью, фью, фью! Это свистят стрелы Амура. И никакие крепости от них не укроют! Даже мой августейший супруг, царство ему небесное! – Мария Фёдоровна перекрестилась. – Нелидову, личную мою камеристку, взял в фаворитки. Потом другую завёл – Лопухину! Весь Петербург об этом сплетничал!
– Увы, Ваше Величество, – согласилась Голицына.
– А за Лопухиной из Москвы хвост потащился! Да ладно бы, только родные! Вспомни, кого она с собою привезла? Своего фаворита, кстати, нынешнего шефа твоего, княгиня, кавалергарда!
По пустынному коридору Зимнего дворца быстрым шагом шла фрейлина – та, что оказалась случайной свидетельницей разговора клевретов Великого Князя.
У одной из дверей она остановилась и постучалась.
– Qui est lá? – послышалось из‐за двери. – Кто там?
– Puis-je entrer? – спросила фрейлина, открывая дверь.
– О, Натали! Входи, входи, дорогая! Qu’est-ce qui s’est passé? Что случилось?
В комнате у стола сидела Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины Наталья Кирилловна Загряжская и о чём-то рассуждала с Ольгой Протасовой, фрейлиной вдовствующей императрицы. Увидев, что на вошедшей Наталье лица нет, Протасова встала, затараторив:
– Ой! Засиделась я у вас! А у меня ещё столько всего, столько всего! О ревуар, Наталья Кирилловна!
– О ревуар, дорогая!
Протасова поспешно поднялась и удалилась.
– Садись, Натали!
Фрейлина села у стола.
– Чаю хочешь? Или, может, кофею?
– Non! S’il vous plait…
– По-русски, моя девочка! – поправила Загряжская. – Мы во дворце! Хотя, положа руку на сердце, я бы с удовольствием – avec plaisir! – перешла бы на французский. Что случилось?
– Я там… У лестницы… Ждала…
– Своего кавалергарда?
– Да, тётушка! И вдруг появился…!
– Великий Князь?
– Нет, его секретарь. А с ним этот… Другой…
– И что же?
– Они… Тётушка, они…
Фрейлина закрыла лицо руками и расплакалась.
В одной из комнат императрицы Елизаветы Алексеевны её сестра, принцесса Амелия Баденская, о чём-то оживлённо беседовала с фрейлиной Протасовой. Из покоев императрицы вышел лейб-медик Конрад Стофреген с лекарским саквояжем в руке. Амелия тотчас повернулась к нему.
– Что, Конрад?
– Как она? – в свою очередь поинтересовалась Протасова.
– Grossartig! Великолепно! – ответил доктор и продолжил с немецким акцентом. – Хорошо ест, хорошо спит, всё время шутит. Что может быть лучше?
– И когда ждать? – спросила фрейлина.
– Уже скоро. В конце октября. Может быть, немного позже.
– Скорее
