и повёл к дороге.
– Эй, милостивый государь, куда путь держишь? – крикнул матрос, завидев телегу с ранеными. Приземистая гнедая лошадёнка еле тащила воз. Рядом широко вышагивал высокий мужик с пышными усами в заношенной матросской бастроге. На голове старая матросская шапка.
– Маняшка, место есть для ахфицера? – кинул он через плечо.
– Есть, тятя, – звонко ответила девчонка лет семи в беленьком платке и синем сарафанчике. – У меня, тут, с краюшку можно пристроить.
– Вот, чудак, ты чего ребёнка таскаешь с собой? – разозлился Самылин, усаживая Павла на уголок телеги. – Не видишь, что творится?
– Не ругайся, дядя, – строго осадила его девочка. – Мне тётка Глаша за ним смотреть наказала.
– Ох ты, беда белобрысая, чего тебе за тятей смотреть?
– А то, чтоб он не пил. Спустит все деньги на вино, что потом есть будем?
– Ладно, трогай! – приказал Самылин.
Телега заскрипела, покачиваясь на ухабах. Ядра на излёте рыхлили землю на склоне и скатывались к дороге. Пятеро раненых, все в кровавой одежде, кое-как перевязанные тряпками, лежали на подстилке из сена. Двое офицеров были без сознания, а может уже отдали Богу душу. Один солдат с раздробленной рукой слабо постанывал. Ещё двое матросов лежали тихо. Девочка сидела на краю телеги, свесив босые ножки. Прижимала к себе жестяную солдатскую манерку. Заслышав стон, она опускала в широкое горло манерки тряпочку и смачивала солдату губы.
Голова у Павла ещё гудела, и он не до конца понимал, что творится кругом. Но эта маленькая девочка…. Боже, что она тут делает? Какой безумный художник пририсовал её на этой картине?
– Ты не боишься? – спросил девчушку Павел.
– Чего? – не поняла она, взглянув на него ясными серыми глазами. Павлу даже стало как-то не по себе. Да как она сюда попала с таким ангельским взглядом? – Нет, – коротко ответила. – Хотите пить, барин?
– Тебя Маней звать?
– Машей. Это мама меня Маняшкой кличет.
– Почему она тебя отпускает?
– Стой, куда прёшь! – раздался возглас впереди. Телега резко встала. Девочка чуть не свалилась. Павел успел её поддержать. Лёгкая, хрупкая. Не место ей здесь.
Мимо них на холм, солдаты, человек двадцать закатывали тяжёлое полевое орудие. Следом, быстрым шагом прошла рота егерей.
– Но, родимая!
Телега вновь тронулась. Девочка опять чуть не упала. Ей показалось это забавно, и она звонко рассмеялась. Да что же это твориться? – ужаснулся Павел. – Она смеётся! Она ничего не понимает! Она ничего не боится! У неё такой забавный смех…. Щёчки пухлые, румяные….
– Ты похожа на булочку, – вырвалось у него. Показалось, это не он сказал.
Она ещё звонче рассмеялась.
– Почему ты смеёшься? – удивился Павел. А он хоть сам понимал, что говорит?
– Ой, барин, мы же с тятей булками торгуем, – объяснила она.
Павел рассмеялся вслед за ней, но вдруг подумал: Боже, что я делаю, Жернова убили, а я ржу, как конь. И Александр….
Александр!
