немало повидавшего разухабистых иллюстраций.
– Сама потребовала, – попробовал оправдаться Самоедов. – А мне что, жалко, что ли. – А зачем ты им поставляешь гоблинов и киллеров? – по-прежнему не врубался Царевич. – Не говоря уже о том, где ты их берёшь? – Как где беру? – удивился Мишка и даже отставил в сторону банку с пивом. – Рисую, конечно. Верка приносит мне фотографии мужчин, и я рисую с них гоблинов. Наташка приносит мне фотографии других мужчин, и я рисую с них киллеров. – Но зачем?
– А откуда мне знать, Иван? – даже взвизгнул от возмущения Самоедов. – Для Верки я уже до сотни всякой нечисти нарисовал и для Наташки не меньше.
– А сегодня Верка что у тебя делала? – Забрала заказ, макнула меня в воду и ушла. – А в воду-то для чего? – не понял Кляев. – Ритуал какой-то колдовской, – развёл руками Мишка.
В иной ситуации Царевич Самоедову ни за что бы не поверил, но нынешняя диктовала свои правила восприятия, и то, что раньше являлось бредом сивой кобылы, сегодня претендовало на роль истины в последней инстанции. Другое дело, что Мишка явно что-то не договаривал. Уж очень он нервничал, прыгал беспрестанно с места на место и пил пиво банку за банкой.
– А чем они с тобой расплачиваются? – вперил Царевич в хозяина строгие глаза. – Долларами?
– В принципе я готов и за рубли, – неуверенно отозвался тот. – Лишь бы платили. – Врёшь. Молодильными яблоками ты с них плату берёшь.
Чёрт его знает, с чего это Ивану пришло на ум поминать молодильные яблоки, но как ни дико это звучит, попал он, похоже, в самую точку. Самоедов подпрыгнул, взвизгнул и бросился к выходу. Однако далеко убежать ему не удалась. Кляев успел подставить нерасторопному художнику ножку, и тот колобком покатился на палас, где нерастерявшийся Царевич заломил ему руку. Самоедов взвыл дурным голосом.
– Посмотри в холодильнике, есть там у него яблоки? – предложил Царевич Кляеву.
Эта невинная по своей сути просьба привела Самоедова прямо-таки в неистовство, он едва не опрокинул на ковёр Царевича, превосходившего его и в весе, и в росте, и в силе. А уж визжал он как поросёнок, которого собираются кастрировать.
– Два яблока, – показал фрукты Ивану вернувшийся из кухни Кляев. – Будем есть? – Отдайте яблоки, – заскулил Самоедов. – Я всё скажу. – Ладно, – согласился Царевич, отпуская Мишку и поднимаясь с паласа. – Слушаем вас, подсудимый.
– А почему подсудимый, – запротестовал слегка успокоившийся Самоедов, не спускавший, однако, глаз с яблок, которые по-прежнему были в руках у Кляева. – Я ничего криминального не совершил. А брать в уплату фрукты за проделанную работу, законом не возбраняется. Зато ваши действия подпадают под статью грабёж с взломом. – Побежишь жаловаться в милицию? – прищурился Кляев. – Ваша взяла, – вздохнул Самоедов. – Спрашивайте.
– Сразу бы так, – сказал Царевич тоном опытного следователя, только что расколовшего матёрого преступника. – Значит, вы, гражданин,
