было додуматься – сунуть спицу в лючок швейной машинки, а затем провернуть колесо! Хрясь! И машинка, настоящий Зингер, пришла в негодность. А заказы – до воскресенья. И денег в доме нет, и есть нечего.
– Ууу! Ирод! – вновь погрозила она кулаком сыну. Сын, худенький, кудрявый, светло-русый пацанёнок восьми лет, вновь заныл и уполз к себе в угол, уткнулся в подушку. И поделом ему!
Анфиса прижила его от одного фабричного, которого злая на язык соседка, Катя-казачка, нарекла «Святым Духом». Мол, появился ниоткуда и растворился, как его и не было. А сына вот оставил. Сущее наказание!
И что же теперь делать? Лавка швейных товаров закрыта, товарищество «Компаньоны Зингера» закрыто, стёкла выбиты, дверь нараспашку, всё вынесено. Ходила к механику Болтову, он осмотрел, покачал головой и развёл руками: без запчастёв, мол, аппарат твой ремонту не подлежит, а запчастёв сейчас не сыщешь, власть-то новая.
Новой власти Анфиса вдоль и поперёк нашила флагов и транспарантов, но как обратилась за помощью, ей товарищи отказали:
– Время сейчас трудное, контрреволюция прёт, а ты тут со своими бабьими вопросами!
И тоже развели руками.
Правда, один сочувственный шепнул на ухо:
– Обратись в ДонЧеКа22. Они недавно учредились. Вопросы решают лихо!
И дал адрес.
Анфиса сразу не решилась. Была у неё одна мысль, да только что-то мучало внутри, ходу ей не давало.
Сейчас она вновь окинула взглядом убогое своё жилище, скорчившегося на лежаке сынишку, пустые кастрюли, и вслух стала размышлять:
– Ну и где ж ента справедливость? Она, можно сказать, как жила, так в хоромах и живёт, хлеб с маслицем, монпансье к чаю, барынек обшивает. А я – за гроши, или за продукты – баб фабричных! Где справедливость, спрашиваю? А ведь вроде как наша власть пришла, народная!
И стала собираться.
В тот же вечер в дверь квартиры Натальи Ивановны Тепловой грубо постучали. Кошка Муська, дремавшая на коридорном стуле, испуганно подскочила и скрылась в спальне. Наталья Ивановна встала из-за машинки, распрямила спину и неспешно направилась к двери. У неё было дурное предчувствие.
За дверью стоял мужчина средних лет в картузе и кожанке, вроде тех, в которых щеголяли раньше шофёры новомодных авто. Взгляд его из-под кустистых бровей был колючий, пронзительный. Щетина. Пара жёлтых зубов выпирала из-под верхней губы и прижимала нижнюю.
«Крыса какая-то!» – подумалось Наталье Ивановне.
За «крысой» стоял, напротив молодой, красивый красноармеец, почти одних лет с её Петром. Ну, может быть, чуть старше.
«И лицо знакомое!»
За их широкими спинами пряталась и отводила глаза Анфиса.
«Этой-то что надобно?»
– Гражданка Теплова?
– Да. Кто вы? Что вам угодно?
– Уполномоченный ДонЧеКа, товарищ Гомельский. Вот мой мандат.
Гомельский показал ей
ДонЧК – Донская чрезвычайная комиссия, образовалась 28 марта 1918 года. Помещалась на улице Скобелевской, 154.
