бил железным кулаком в стену.
Такое представление в однобоком режиме продолжалось минут двадцать. Наконец Скрыбочкин, заглянув в иссякшую посуду, выдохнул:
– Хватит пока, устал я горлом надрываться. Пойдём, друже, поглядим, какая там от наших стараний атмосфера получается…
После этих слов полковник извлёк из кармана бутылку «Балтики» номер девять и, сковырнув зубами крышку, поднялся на неуверенные ноги.
Когда они отперли камеру Корецкого, тот закрыл голову руками:
– Скажу, всё скажу! Я уже не могу выносить этого в здравом рассудке! Признаюсь в чём хотите, только не бейте!
– Ну?! Быстро! – Скрыбочкин свободной рукой выхватил из кобуры пистолет. – На кого работаешь?
– На немцев! – взвился начальник типографии, всем существом желая жить без повреждений.
– Вот и хорошо, – Скрыбочкин почесал затылок пистолетным стволом и, отхлебнув пива из бутылки, обернулся к Парахину:
– Ладно, пусть этим фрухтом теперь капитан Куражоблов займётся. А мы счас порешаем твой вопрос.
…Следующие два часа они бродили по камерам… Никого, похожего на Льва Толстого, отыскать не удалось.
Однако удача в этом вопросе выглянула с неожиданной стороны.
Когда Парахин со Скрыбочкиным двигались мимо отхожего места, они не знали, что Агнессу Шкуркину, утомлённую многосуточным бдением, сморил сон прямо под выцарапанной на стене традиционной надписью: «Просьба окурки в унитазы не бросать. А то они намокают и плохо раскуриваются». Зато этот факт подглядел в щель между дверью и полом задержанный ею Адольф Штраух. Для которого безумие и разум слепились воедино, готовые взорвать его мозг одновременно с мочевым пузырём, и он был готов на всё, лишь бы спастись от тяжело надвигавшейся гибельной перспективы.
Обмирая от ужаса, Штраух в молниеносном темпе отправил давно наболевшую надобность своего организма и вылетел в коридор на беззвучных ногах.
Навстречу ему возникли из-за поворота Скрыбочкин и Парахин.
– Стой! – мгновенно отреагировав на нового человека, скомандовал полковник.
И, ощупав агента прищуренным глазом, раздумчиво накренил лицо в сторону депутата:
– Поглянь, какой персонаж. Даже бороду клеить не надобно – чистый Лев (у Штрауха за время вынужденного затворничества поседели волосы и, кроме того, успели отрасти белые усы и борода).
– Ежли он ишшо с нунчаками обращаться сумеет, тогда другое дело, – Парахин близоруко сплюнул мимо пола.
– Умею, – готовно закивал Штраух, которому смертельно не хотелось возвращаться в безжалостные лапы Агнессы Шкуркиной. – Нас в разведшколе обучали.
– Тогда будешь Львом Толстым, – сказал Скрыбочкин (Штраух пошевелил губами, запоминая свой новый псевдоним). – А што касаемо твоих способностей, то счас мы их натурально
