не был таким же бесстыже сильным, как старший, и ум его был другого рода, нежели у среднего. Одно время родители думали, что он – хулиган куда более старшего, что за ним нужен глаз да глаз, а он хотел только, чтобы братья, один старше на два года, другой – на четыре, взяли его в свою восхитительную жизнь.
Они ходили вдоль канав, разыскивая лягушек-квакуш, они стреляли по консервным банкам из самодельного лука, жгли на пустыре костры, швырялись мелкой галькой в окна соседки их, Пины, сварливой женщины, ровесницы их матери, которая однако казалась им глубокой, глупой старухой. Старшие мальчики брали бы его с собой и так, он был им брат, а семья превыше всего, но, понятное дело, помучить его, прежде чем позволить разделить их общество, было веселей. Он бегал за ними хвостом, а они, веселые хищники, его шпыняли. Он был младшим, доверчивым, жаждущим – отличный объект для опытов, напоминающих иногда живодерство.
Из-за них он стал однажды вором.
К ним в дом, богатый докторский дом, приехала тетка, старшая сестра матери, костлявая, вислая женщина, – журналистка, которая вскоре умрет от неизлечимой сложной болезни. Приезд ее случайно совпал с празднованием дня рождения племянника, она, занятая собой, явившись с пустыми руками, в смущении закопошилась в крокодиловой сумочке и, ничего подходящего пятилетнему карапузу не найдя, протянула несколько купюр. Их должно было хватить на пистолет хороший, детский, и еще на какую-нибудь ценную ребенку мелочь – так, нервно краснея, еще больше заостряя длинный свой нос, бормотала она. Но жест этот, в котором было так много случайного, матери именинника не понравился, она забрала деньги, сказав, что «тетя кое-что забыла», но потом вспомнит, и не оставит своими нежными заботами его, такого нарядного, в штанишках коротких, замшевых, на помочах, в рубашке белой и с галстуком-бабочкой. О неловком подарке тетки он бы и забыл – деньги сами по себе не играли для него роли никогда, он был с ними небрежен и во взрослом возрасте, а тогда в новенькие пять лет, понятия еще не имел, что делать с жухлыми, как теткина кожа, бумажками.
Но старшие братья знали цену деньгам. Они – оба в будущем необычайно удачливые – выманили его из-за стола, привели к дальней яблоне в саду, и, под ее кривыми лысыми сучьями стоя, стали обсуждать друг с другом планы по покупке чего-то очень большого, очень заманчивого, чего-то такого, что младшему запомнилось навсегда, как полное и бесконечное обещание счастья.
Что это было? Велосипед? Ружье неподдельное? Радиоприемник?
Он захотел участвовать в их грандиозном предприятии, он сказал, что «целый богач». «Были деньги и сплыли», – сказали братья, смеясь. Тогда он пошел в дом, в прихожей залез в сумочку к матери, висевшую, как всегда, на своем крючке, и вытащил из кошелька (кожаное коричневое сердечко с защелкой в виде двух металлических шариков), несколько бумажек, которые на вид были такими же, как дала ему тетя.
Недостачу обнаружили быстро, история могла сделаться совсем уж ужасной, да и
